переждать, пока все не устаканится? Навешал лапши на уши местным простофилям, раскошелил их – и поехал обратно, выкапывать свое сокровище. По состоянию на 1922 год он и не собирается возвращаться в Бостон из второй экспедиции. А девочку использовали, вскружили ей голову английскими манерами, вытянули деньги из ее семейства – и теперь она Трилипушу не нужна. Да и что бы ему от нее могло понадобиться, кроме денег? Он же определенно извращенец навроде Марлоу и Квинта, я это знал еще до того, как его увидел. Меня озарило: верно, еще до Египта он был с Марлоу, этакий любовник из высшего общества; в оксфордские времена Трилипуш, видимо, стал тайной игрушкой капитана, никаким студентом не был, просто жил с Марлоу, тайно его ублажал и получал за это деньги. Что объясняет наличие свидетелей и отсутствие документальных записей. Затем Трилипуш, чтобы не лишиться заработка, отправился вместе с Марлоу на войну в Египет, где эти двое на английский манер шатались себе праздно под пальмами. Потом его послали в Турцию, но уже без богача- защитничка; какая жалость! Вот он возвращается (а то и драпает) с турецкого фронта – и видит кошмарную картину: в его отсутствие бедный, молодой и увлекающийся Египтом землекоп Пол Колдуэлл (кроме прочего – австрал, думает потерпевший крах высокомерный английский педик) превратился в невинный объект амурных влечений капитана Марлоу. Более того: может, Трилипуш вовсе не находил в компании с Марлоу никакой карты; может, это Марлоу с Колдуэллом нашли ее, пока Трилипуш был в Турции? Вернувшись из Галлиполи, Трилипуш ловит парочку с поличным. Приревновав свою Джульетту и возжелав найденные в пустыне сокровища, Трилипуш приканчивает обоих. Избавившись от тел, он едет в США. Само собой, чтобы все это доказать, мне следовало проделать некоторую работу, и я все еще не мог взять в толк, отчего засекречено его военное досье. Тем не менее, Мэйси, уже на ранней стадии я понял главное – и объяснил вам, когда мы встретились вечером в отеле «Паркер-Хаус» после моего возвращения от нового клиента.

Жертвой в этой трагедии – и это мне стало кристально ясно еще до того, как я допил первый стакан лимонада, – была ваша очаровательная, завораживающая тетя. Домогаясь денег ее семьи, убийца- извращенец задурил милой невинной девушке голову. Перед господом богом клянусь, я хотел ей помочь, потому что отчетливо видел, что этот содомист ее одурачил – и она не догадывается, что уже им отвергнута. Скажи я ей об этом, она бы меня возненавидела. Позволь я всему идти своим чередом, она стала бы посмешищем для всего Бостона. Я пил первый стакан и понимал, что руки у меня связаны и что любой мой выбор до добра не доведет.

За последующие недели я понял, что второе настроение вашей тетушки Маргарет проявлялось исключительно рано вечером. Прошло несколько дней, я возвращался в отель после разговора с гарвардскими профессорами и Трилипушевыми студентами. Завидев в вестибюле Маргарет, я удивился и обрадовался. С тех пор как мы виделись, она не шла у меня из головы. Около семи вечера, Маргарет одна.

– Отложи свою записную книжку, Гарри, сегодня вечером мы поедем развлекаться.

Она была неотразима. Она все еще вела себя так, будто вы для нее – единственный и неповторимый, но без жеманства хозяйки богатого дома. Нет, она искренне и безудержно веселилась, ее глаза сияли, жадно вглядываясь в будущее – что еще оно преподнесет? Она шутила, она вас высмеивала, и вам это нравилось, уж поверьте. Она взяла меня под руку, и мы прогулялись по районам Бостона, куда мне до того забредать не приходилось.

– Ты не волнуйся, Гарри, я тут каждую щель знаю, с нами ничего не случится!

Она вела меня закоулками, и я пожалел, что у меня нет с собой оружия. Маргарет просто светилась под тусклыми фонарями, улыбалась шнырявшим тут и там невнятным типам и явно гордилась, что шокирует своего друга-иностранца, а я всю дорогу старался улыбаться как можно шире.

– Знаешь, я никогда не приводила сюда Ральфи – и никогда не приведу. Он тут будет чужим. Не то что ты, Гарри. – Такое сравнение мне понравилось. – Пусть все это останется нашей маленькой тайной, а, Гарри? – Мне того и хотелось – я не желал, чтобы она говорила про меня Трилипушу.

Мы остановились у какой-то стенки на темной улице, и Маргарет нажала кнопку звонка. Я не понимал даже, где это мы. Поднялась маленькая заслонка на уровне переносицы, на нас уставилась пара черных глаз, заслонка опустилась, стена отворилась, пропуская нас на шумную вечеринку: бар, бильярдные столы, танцы под джаз, мужчины и женщины удобно устроились на кушетках, на подушках на полу, друг у друга на коленях.

– Добро пожаловать к Дж. П., Гарри, – сказала Маргарет, затаскивая меня внутрь.

С вашей тетушкой не соскучишься. В тот вечер она была само очарование, и я не мог отделаться от мысли, что она такая, потому что рядом я, она во мне нашла что-то особенное. Мне казалось, я наблюдаю, как распускается цветок чувства. Кто за это бросит в меня камень? Теперь, само собой, я скажу, что она была немного кокетлива. Да, вашей тете нравилось играть с огнем, и она не понимала, когда нужно поворачивать назад, слишком уж заигрывалась. Такие девушки вечно удивляются, когда оказывается, что люди – не куклы, когда люди не останавливаются по приказу или внезапному капризу.

Она принесла два коктейля, мы сели на красную вельветовую кушетку. Сейчас уже трудно сказать, действовал я в интересах дела или своих собственных, но я снова спросил ее про Трилипуша, сам не понимая, что хочу узнать.

– Ах, он – мечта, – пробормотала она, с отсутствующим видом глядя в потолок. – Английский дворянин, исследователь. Такой человек… – Нет, она уставилась не на потолок, а на темную галерею по периметру комнаты, а потом снова посмотрела на меня. – Что я сказала, Гарри?

Она потащила меня танцевать под негритянский джаз-оркестр. Мы пили. Точнее, я выпил рюмку или две, она – несколько больше. Хлопнула меня по руке и позволила зажечь ей сигарету.

– Ральф никогда бы сюда не пришел, – сказала она. – Знаешь, он такой книжный червь… А ты, Гарри, так танцуешь!

Не то чтобы это правда, но я не стал спорить. Боюсь, Мэйси, тут мои записи не слишком точны. В Бостоне я часто забывал пометить, что именно и когда было сказано. Я сижу сейчас, пялюсь на зеленую кирпичную стену комнаты для игр, в голове – сплошь обрывки, все перепуталось: что было, чего не было, что бы случилось, будь на то моя воля. Но будьте уверены, я постараюсь все разложить по полочкам.

Мы с ней сидим на кушетке у Дж. П., в этом ее частном клубе, и она гладит меня по щеке. Это уже другой вечер. Ее клонит в сон, а я сижу и виновато на нее смотрю. Согласитесь, учитывая обстоятельства, это несколько неожиданно. Однако близко к сердцу поглаживание по щеке я не принимаю. Вот она покидает меня и поднимается по ступенькам на эту галерею, и огроменный негр, охраняющий лестницу, спокойно ее пропускает, ухмыляется, а она на ходу щиплет его за щеку. Я вижу, как она без стука открывает дверь в дальнем углу и входит в комнату, а комната эта, сообщает негр, – кабинет Дж. П. О'Тула, владельца заведения. Я возвращаюсь на кушетку. Идут минуты. Она возвращается – не в себе, смеется слишком уж громко. Я смотрю ей в глаза и сразу понимаю, что с ней творится. Она просидела рядом со мной несколько часов, все время улыбалась, то и дело гладила мою щеку и ни словечка не сказала. Да, Мэйси, вы слышите старческий скулеж: мое сердце с каждым ударом разбивалось и вылечивалось вновь.

Другая ночь, та же красная кушетка, Маргарет, наоборот, нервничает, как-то нездорово распаляется, объясняет мне, что выходит замуж за Трилипуша только потому, что этого очень хочет ее отец, а ей наплевать на них всех, она хочет, чтобы ее «оставили в покое и дали хоть изредка поразвлечься. Папочка талдычит: приоритеты, доброе имя, выгодная партия… Ральф бывает чудовищно скучным, знаешь, он только и твердит про Египет, пока не уснешь, истинная правда. Никто не может его дослушать до конца, он как заведет свою шарманку – и все болтает, болтает… И про Египет, и про все остальное. Он скучный, Гарри. Мужчины со временем все становятся скучными. Ты тоже станешь скучный, а, Гарри?»

– Так ты не хочешь замуж за Трилипуша? – спросил я, подивившись такому повороту событий: мое подозрение вдруг подтвердилось, и я уже готов был выложить ей все, что мне известно про ее женишка, рискнуть и взорвать свою бомбу.

– Да не знаю я, – сказала она, не успел я рот открыть. – Я же не сказала, что не хочу, правда? Давай об этом больше не говорить, а? Как ты на это смотришь? Только не будь таким скучным, Гарри. Не огорчай меня, ладно? Ну пожалуйста, ты же можешь не быть