только одного — чтобы они ушли и оставили ее одну. То, что с ней происходило, было самое меньшее из того, что она заслужила. Она хотела было убежать, но ее поймали и заставили наблюдать собственную казнь.

Приходили и другие. За последние несколько дней Майкл пригласил к ним домой почти всех друзей и знакомых, правда, позволяя им задерживаться в доме всего на несколько минут. Приходили Джанет и Ян Харт, Лоррен Апплби, Дэвид и Сьюзен Карни и Ева Макдермотт. Ева была одна, и Джейн слышала, как она объясняла Майклу, что Росс уехал ловить рыбу. Все они, как экскурсанты, проходили в комнату, смотрели на нее, как зеваки смотрят на восковых кукол мадам Тюссо, и уходили, насытившись этим зрелищем. Майкл каждый раз просил их не упоминать об Эмили, и они слушались его, за что Джейн была им очень признательна.

— Не говори об Эмили. — Она и в этот раз услышала его шепот, который донесся от двери.

В следующее мгновение у ее постели на коленях стояла Дайана Брустер с глазами, полными слез.

— Мой Бог, — отчетливо простонала Дайана. Она так сгорбилась, что, казалось, вот-вот упадет в обморок.

— Все в порядке, — уверил ее Майкл, потрепав по плечу. — Она не испытывает никакой боли.

— Она меня слышит?

— Да, — ответил Майкл, подходя к Джейн и поглаживая ее волосы. — Здесь Дайана, солнышко мое. Ты можешь с ней поздороваться?

Джейн попыталась сложить язык и губы так, чтобы произнести неподатливое имя, но движения получились беспорядочными, и Джейн оставила свои попытки. В конце концов, ей это было уже не нужно.

Дайана, внезапно разозлившись, поднялась на ноги.

— Я этого не понимаю, Майкл. Я не понимаю, что могло с ней случиться. Я знала, что мне надо приготовиться к очень неаппетитному зрелищу. Я знала, что она перенесла тяжелую душевную травму…

— Дайана, — сказал он предостерегающе, и та несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Черт возьми, Майкл, это же моя самая задушевная подруга. Она всегда была полна жизни, так всем интересовалась. Я не могу поверить, что это тот же человек.

Майкл молча кивал головой в знак согласия.

— Могут врачи что-нибудь сделать?

— Мы делаем все, что можем.

— Но она так сильно похудела.

— Она совершенно потеряла аппетит и отказывается от еды.

Дайана обхватила себя руками, затем снова опустилась на колени возле Джейн.

— Все будет хорошо, Джейн. Ты выберешься, ты обязательно поправишься. Мы об этом позаботимся. Майкл, я и все твои друзья. Мы сделаем все, чтобы тебе стало лучше.

— Почему бы тебе не прочитать ей то, что написано вот здесь? — Майкл указал на цветную яркую открытку в дрожащей руке Дайаны.

— Это открытка от Говарда и Пегги Роуз, — громко объявила Дайана, пытаясь говорить бодрым голосом, что сделало ее интонации почти истерическими. — Из Франции. — Она показала Джейн открытку. Маленькое уютное кафе, стоящее на берегу аквамаринового моря. — Давай посмотрим, что здесь написано. Трудно разобрать этот бисерный почерк, но я попробую. Ну вот, слушай: «Вот мы наконец здесь. Все тут до мелочей знакомо двум старым людям, но нам все это очень нравится, и мы великолепно проводим время, — она замялась, — …как, надеемся, и вы проводите свое время в старом скучном Бостоне. Почему бы вам не бросить все и не нанести нам неожиданный визит. Вот это был бы сюрприз! Мы их просто обожаем. Как обожаем и вас. Ну, как поется в старой песенке: „Увидимся в сентябре“. Говард и Пегги». Видишь, как у них все прекрасно, — проговорила Дайана, ее минутный энтузиазм растворился в потоке слез.

Визит-сюрприз, подумала Джейн, вспомнив о том неожиданном визите-сюрпризе, который она якобы нанесла своему братцу. Она постаралась представить себе, как он нежится на испанском пляже, но не смогла ясно нарисовать себе его образ, гораздо отчетливее она представила свою золовку Гаргамеллу. Когда она осознала это, то вслух рассмеялась.

— Боже мой! Майкл! — воскликнула Дайана, коснувшись рукой маски лица Джейн. — Что это за звуки? Человек не может издавать их. В них есть что-то нечеловеческое.

— С тобой все в порядке, Джейн?

«У меня все прекрасно, — безмолвно ответила она. — Я просто хочу, чтобы все ушли и оставили меня одну, я хочу спокойно умереть».

— Может быть, ты хочешь лимонаду? — заботливо спросил Майкл. — Или ты хочешь есть? Паула испекла замечательный черничный пирог.

«Я предпочитаю ее яблочные пироги, — подумала Джейн, вспомнив, как она приперла Паулу к стенке, угрожая ей ножом, которым та резала яблоки. — Старые добрые времена», — подумала Джейн, страстно желая взять нож и всадить его по самую рукоятку себе в сердце.

Может быть, еще не поздно это сделать. Может, стоит попытаться.

Может, она сможет показать мужу и своей лучшей подруге, что она и правда хочет черничного паулиного пирога, но что она хотела бы поесть на кухне. А потом, когда они спокойно рассядутся вокруг стола и будут беседовать, убаюканные мнимым ощущением безопасности, она схватит с кухонного стола нож и вспорет себе живот, и кровь опять зальет ее платье. На этот раз ее собственная кровь. Вот тогда все будет правильно. Круг замкнется.

Но она ничего не сказала, наблюдая, как они смотрят на нее испуганными, растерянными глазами. Для них было бы намного легче, если бы она просто исчезла, если бы ее никто не нашел, не узнал и не доставил домой. Майкл со временем привык бы к ее отсутствию, развелся бы с ней — у него были бы для этого вполне достаточные основания. Ее друзья некоторое время погоревали бы о ней, а потом стали бы говорить о более интересных вещах. Еще через какое-то время она, как и Эмили, стала бы просто бестелесной памятью. Юмор, достойный обеспамятевшей бабы, подумала она и снова засмеялась.

Ее смех прозвучал, как короткий, рубленый стон. Дайана сжала ее руку.

— Майкл, ты уверен, что ей не больно?

— Уверен.

— Я чувствую себя такой беспомощной…

— Мы все себя так чувствуем.

Джейн захотелось обнять голову Дайаны и расцеловать ее в обе щеки, чтобы показать ей, что все идет наилучшим образом. Но она понимала, что если она что-нибудь скажет или сделает такой ничего не значащий жест, как погладит подругу по волосам, то это вселит в Дайану бесполезные надежды. А надежды не было. Это она теперь знала наверняка. Надежды нет и нечего притворяться, что она есть.

Джейн перестала молить Бога о возвращении памяти. Действительно, каждый раз, засыпая, она отчаянно надеялась, что память больше никогда к ней не вернется. Она знала о себе ровно столько, сколько ей надо было знать. Если Бог есть и если Он милостив, говорила она себе, Он не заставит ее снова пережить смерть тех, кого она любила больше всего на свете. Он позволит ей схорониться в ее лекарственном коконе до тех пор, пока она снова не исчезнет, на этот раз навеки.

— Да, ты знаешь, позавчера я смотрела этот ужасный фильм, — внезапно воскликнула Дайана, и Джейн поняла, что это была еще одна попытка добиться от нее какого-нибудь ответа. — Я думала, что это будет сексуальный фильм. Ты же знаешь, что я очень люблю эти фильмы, — они хороши, даже если они очень плохи, правда? Ну ладно, забудь об этом. В этом фильме было полно голых баб и мужиков и вообще полно всякого скотства, но диалоги настолько ужасны и примитивны, что публика просто смеялась над ними. Трейси захотела уйти. Помнишь мою подругу Трейси Кетчум, которая решила, что она забеременела, а потом оказалось, что у нее просто ранний климакс. Можешь себе представить? И это в сорок лет!

Она замолчала и посмотрела на Джейн, ожидая реакции. Никакой реакции не последовало, и Дайана продолжала.

— Короче, мы сидели и решали, будем ли мы дальше смотреть эту ерунду, как вдруг какой-то парень