устав, Маркус отдал честь и протянул документы.

Лейтенант даже не взглянул на них.

– Через минуту мост и без вас взлетит на воздух.

– Он заминирован?

– Заканчиваем.

– Работу закончим мы, – раздельно и жестко проговорил Хохмайстер, толкнув лейтенанта рукой с предписанием.

Айнбиндер и Радлов уже вытаскивали из коляски мины, провода и магнето.

– Дайте схему зарядов! – повысил голос Хохмайстер.

Лейтенант молча поглядел на капитанскую шпалу в петлицах Маркуса, уткнулся в приказ. Бланк штаба Белорусского округа и подпись командующего возымели действие. Смахнув с лица грязь, он спросил:

– Как вы намерены разрушить мост?

– У нас гексоген, – отозвался Радлов. – Разнесем к чертовой бабушке!

– Прикажите своим саперам покинуть мост, – забрав схему, нетерпеливо проговорил Хохмайстер.

Лейтенант и сержант побежали по настилу. Маркус по шпалам повел мотоцикл следом.

– Всем на тот берег! – закричал лейтенант, подбежав к своим саперам. – Прибывшие из штаба товарищи сами произведут взрыв.

Русские кинулись назад. Впереди остался лишь пулемет, который стрелял по солдатам из батальона Циглера. Маркус оглянулся. Саперы уже достигли берега и там занимали оборону.

– Делайте вид, что готовитесь к взрыву, – приказал он Радлову и Айнбиндеру, а сам бросился к «максиму».

Еще издали он увидел мокрые спины двух пулеметчиков, занятых стрельбой. Не добежав нескольких метров, Хохмайстер выхватил револьвер и расстрелял весь барабан. Рывком он опрокинул дымящийся пулемет, отскочил в сторону, прижался к коричневым от ржавчины фермам моста в крупных заклепках. Немецкие солдаты вскочили, побежали по полотну. Маркус увидел их бледные разъяренные лица и что было силы закричал слова пароля:

– Гамбург! Гамбург!..

Циглер у штабной машины рассматривал карту. Маркус доложил о выполнении задания.

– Да-да, я видел все. – Вид у подполковника был еще более озабоченный, чем раньше. Он лишь бросил взгляд на Маркуса и снова углубился в карту.

Солдаты притащили русского лейтенанта-сапера. Лицо его было изуродовано. Один глаз затек, а другой ненавидяще уперся в Маркуса. Это был первый пленный в восточной кампании. Оживившись, Циглер решил допросить его сам. Хохмайстер стал переводить. Когда русский сказал, что закончил техническое училище, Маркус воскликнул:

– Тогда мы найдем общий язык!

– С вами? – криво усмехнулся лейтенант. – С вами – никогда!

– Ну, это вы сказали сгоряча, – проговорил Циглер. – Россия рассыплется, как распалась некогда могущественная империя Батыя.

Русский резко повернулся к подполковнику, но покачнулся. Очевидно, он был серьезно ранен. Хохмайстер успел подхватить его и усадить на раскладной стул. Пленный распаленно выкрикнул:

– Вам нас не победить! Когда-нибудь вы захлебнетесь в крови, как черви в собственных испражнениях!

Он глотнул воздух, быстро зашевелил губами, пытаясь что-то сказать еще, однако боль, видимо, лишила голоса. Циглер сердито приподнял голову русского за подбородок. Помутневший было взгляд лейтенанта снова стал осмысленным.

– Вы ворвались к нам как грабители и воры. Но придет день, когда сами немцы будут стыдиться ваших могил!

Хохмайстер отвернулся. Столпившиеся вокруг солдаты, еще не остывшие от боя, тупо глядели на пленного.

И тут громко прозвучал выстрел. Маркус удивленно оглянулся и увидел в руке Циглера дымящийся парабеллум. Русский держал руки на коленях и не вскинул их, не прижал к тому месту, куда вошла пуля. Некоторое время он продолжал сидеть на стуле, затем медленно сомкнул зрячий глаз и повалился вперед. Трясущимися руками Циглер пытался засунуть пистолет в кобуру.

– Их надо всех убивать, всех! Это, кажется, единственная формула этой войны, – бормотал он.

– Вы напрасно израсходовали патрон, – с неприязнью проговорил Маркус, стараясь унять в голосе дрожь и подавить подступившую к горлу тошноту.

За высоким проволочным забором, скрытые с земли и воздуха надежной маскировкой, стояли деревянные бараки, окрашенные в землистый солдатский цвет. На крышах был посажен кустарник. Бетонные, в виде отдушин, тамбуры вели глубоко под землю в бункеры, где наподобие длинных спальных вагонов находились помещения для заседаний, узлы связи, дверь к двери примыкали друг к другу кабинеты и квартиры офицеров оперативного штаба.

Поодаль, за еще одной линией охраны, размещались убежища Гитлера и его ближайших помощников по «государству, партии и вермахту».

Сюда, в городок, именуемый «Вольфшанце», в сентябре 1941 года был вызван с фронта командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Федор фон Бок. При всем своем ефрейторском недоверии к генералам, Гитлер благоволил к этому старому, узколицему, строгому пруссаку. Именно его 8-я армия во время знаменитого аншлюса[23] 1938 года без единого выстрела промаршировала по Австрии. Осенью 1939 года он командовал группой армий «Север», вел успешные бои в примыкавших к Балтике районах Польши. Весной следующего года его же солдаты захватили Бельгию и Голландию, первыми вошли в Париж.

Когда фельдмаршал вошел в кабинет, Гитлер рассматривал карту.

Полотнище пестрело синими стрелами немецких ударов и красными осколками разбитых советских армий. Жужжал вентилятор. Легкий ветерок трепал темный клок волос на бугристом покатом лбу фюрера. Фельдмаршал щелкнул каблуками сапог. Гитлер оторвал взгляд от карты:

– От вас, Бок, зависит судьба всей этой кампании. Я приказал Кейтелю подготовить план последней операции против армий Тимошенко, чтобы уничтожить их восточнее Смоленска двойным охватом в общем направлении на Вязьму. Вы ударите по Москве, правым флангом прилегая к Оке, левым – к верховьям Волги…

– Я бы предложил назвать операцию «Октябрьские праздники», – проговорил фон Бок, зная страсть Гитлера к разного рода символическим названиям.

– Почему?

– Мы пройдем парадом по Красной площади как раз в дни праздника большевиков. Таким будет наш триумф.

– Мои солдаты не обязаны помнить большевистские праздники. – Гитлер бросил раздраженный взгляд на фельд– маршала. – Но вы попадете в число полководцев, бравших Москву, вслед за Бонапартом.

– Благодарю. – Фон Бок энергично дернул головой.