Александром Голицыным, кадеты в честь годовщины вечного мира показывали символический полувоенный Пролог под названием «Торжество победы, причиненное от отечественной любви». Гремел оркестр. Кадетские собаки выли на нечаянно озаривший их жизнь великолепный фейерверк.

К вечеру в числе почетных гостей Рибас и Бобринский были приглашены в темный кадетский сад, где в конце аллеи кадет-Аполлон вручил генерал-губернатору Голицыну ключ от таинственной двери, замыкающей аллею. Рибасу показалось, что Голицын при этом вздрогнул. «И есть от чего, – подумал Рибас. – Не так ли Голицын каждый день приходит к дверям крепостного каземата, где содержится тайная узница, по выражению Екатерины, «всклепавшая на себя имя» престолонаследницы Елизаветы Второй».

Вот и вздрогнул генерал-губернатор, прежде чем отомкнуть дверь аллеи – но за ней не стонала беспомощная красавица, а вспыхнуло разом сто свечей в ротонде. Она разделялась по числу знаков Зодиака на двенадцать частей, и гости, согласно своим небесным созвездиям, занимали столы. Сначала Рибас отыскал Алешин зодиакальный символ – Овен, где они угостились яствами из оранжерей Бецкого. Потом отправились к столам под Рибасовым знаком Близнецов и пили прохладительные напитки из фонтанов. Триумфальная арка над ротондой задыхалась от ароматов цветов. И грянул бал до зари.

Каждое отделение кадетов состояло под присмотром четырнадцати воспитателей, да еще обслуживало их до двухсот крепостных слуг. В отделение третьего возраста полагался инспектор-майор, и генерал Пурпур назначил Рибаса вторым инспектором в капитанском чине. После торжеств кадеты перебрались в летний лагерь, где солдаты успели накосить сена для кадетских конюшен. Вольная, но скучная жизнь угнетала капитана. Поразмыслив и предвидя последствия, он занялся странным делом: увозил Алешу из лагеря в свои корпусные покои, расставлял на шахматном столике фигуры и настойчиво обучал подростка древней игре. Успехи были не велики, но сутью игры кадет овладел. Затем Рибас съездил на почтовый двор и через канцелярию корпуса заказал итальянские газеты. Когда они стали приходить, капитан вручал пятачок почтовому солдату и усаживался изучать вести из Рима, Неаполя, Милана. За еженедельным обедом у Бецкого итальянские новости весьма занимали вельможу, и он одобрял капитана:

– Составляйте для меня доклады по Италии, Иосиф Михайлович.

В декабре по зимнему тракту императорский двор шумно въехал в Петербург, и Рибас тотчас отправился к Настасье Ивановне. В ее покоях первого этажа мебель светилась позолотой, серебряные витые жирандоли-подсвечники сияли десятками веселых свечей, и казалось, что Настя поджидает общество блестящих офицеров, и оно явилось в лице капитана-жениха. Он поцеловал ей руку. Потом осторожно обнял. Гирлянды искусственных цветов свисали от ее талии по платью до самых туфелек.

– Часто ли ты вспоминал меня? Но только не говори, что дня не проходило. Мне все известно. Ты по всей Европе гонялся за самозванкой.

– Напротив. Я всего лишь сделал одну поездку по ее следам.

– Говорят, ты завел с ней роман, чтобы привезти ее в Петербург.

– Я только раз видел ее в Ливорно!

– Ты был с ней в театре.

– Там я ее видел мельком.

– Когда мужчина говорит, что видел женщину мельком, не значит ли это, что он ушел от нее под утро?

Она ревновала, и это капитану нравилось.

– Ты знаешь, она умерла, – вдруг сказала Настя, высвобождаясь из его объятий. Рибас не мог слова вымолвить, Настя продолжала:

– Конечно, все говорят, что изверг Голицын замучил ее, и государыня поэтому дала ему отставку.

– Но… узнали: кто она такая на самом деле, откуда?

– Она даже на исповеди перед смертью не сказала правды. Но всем известно, что настоящая княжна Тараканова живет и здравствует. Правда, собирается в монастырь. Алексей Орлов в Москве изучал послания ее и установил, что многие из бумаг написаны почерком графа Шувалова. Но императрица считает, что игру в престолонаследницу придумал князь Радзивилл.

– Значит, теперь схватят его?

– Какое там. На безденежьи он помирился с королем Понятовским, ему вернули польские имения, живет в Несвиже, развратничает, бражничает, купается в золоте. Но не в этом дело. Мнимая княжна Тараканова в Петербургской крепости успела родить сына! И установить от кого – невозможно было из-за несметного числа ее любовников.

«Только не от Алехо Орлова, – подумал Рибас. – Он был любовником уже беременной женщины».

– Но какова судьба ее сына?

– Говорят, он умер при родах.

– Теперь в России следует ожидать появления престолонаследника князя Тараканова, сына Елизаветы Второй, – сказал Рибас.

– Вполне возможно, – отвечала Настя. – Со времени смерти Петра III прошло тринадцать лет, а, кроме Пугачева, Петров Третьих уже поймали больше дюжины.

– Удивительная страна! – воскликнул капитан и подумал: «А что, собственно, я знаю о своей невесте? Официально – воспитанница Бецкого. А Виктор Сулин говорил, что она воспитывалась в Париже у актрисы Клермон! Кто же она на самом деле? Незаконная дочь Бецкого? Черкешенка? Дочь обремененного детьми художника Соколова? А Бецкий – и сам незаконный сын князя Трубецкого! А Алеша Бобринский – незаконный отпрыск императрицы… Хороша компания! Я вращаюсь в обществе незаконнорожденных… и не удивлюсь, что всю историю поимки Таракановой в конце концов припишут мне».

– Что хорошего в Петербурге? – спросила Настя с интонациями Бецкого.

– Осенью были гребные гонки по Неве. Приз в тридцать рублей выиграла крондштадтская береговая команда.

– В Москве на Ходынском поле построили почти настоящие корабли, – сказала Настя. – И десятого июля повторили вашу Чесменскую битву. Ах, 'было много дыма, и я так неудачно сидела, что почти ничего не видела. Орлов получил от государыни титул Чесменскаго, серебряный сервиз, шестьдесят тысяч и похвальную грамоту. К его миллионам эта похвальная грамота, как пятое колесо в телеге.

«Должен ли я отдавать Орлову тысячу рублей?» – подумал Рибас.

Затем они поднялись к Бецкому и обсудили приготовления к свадьбе.

– Я даю за Настенькой, как вы знаете, каменный дом с мебелью, и еще золотой и серебряный сервизы, драгоценности, иконы… Вот, взгляните, Иосиф Михайлович, полная опись приданого… Может быть, вы хотите, чтобы я объявил о приданом при свидетелях?

– Зачем?

– Так принято.

– Оставим этот обычай для других домов и свадеб. Настя сказала, что ей нужно для приготовлений не менее двух месяцев, а там великий пост… Она хотела обновить гардероб по последним европейским модам.

– У меня все пестрит, а сейчас повсюду в моде одноцветные платья. Предстоит каторжная работа над свадебным. Портнихи несносны. – Она обратилась к Рибасу: – Я хочу, чтобы вы шли под венец в статском. Поэтому золотые часы непременны. Сейчас в Европе выйти в свет мужчине неприлично, не имея хотя бы пары часов на брелоках или широких плетеных снурках!

Бецкий и Рибас обменялись едва заметными улыбками. Жених надеялся только на то, что к весне мода переменится. Иван Иванович заявил не без тревоги и торжественности:

– Послезавтра государыня ждет вас с Алешей у себя. Заезжайте за мной к десяти, и я отвезу вас во дворец.

Настя, возбужденная неотложными заботами, сказала, что в своих покоях переменит мебель, потому что вычурное барокко отживает, и даже для деловых приемов теперь требуется интимный интерьер. Затем она взяла жениха под руку, увела вниз, к себе, и принялась ему выговаривать за его спешный отъезд в армию в прошлом году:

– Неужели вы не хотите сделать карьеры при дворе? В России важен момент, а не армейские геройства. И вот вам пример. Григорий Потемкин, волонтер, в феврале прошлого года попросился в адъютанты Екатерины. Стал им. В марте – он полковник преображенцев. Выжил из дворца фаворита Васильчикова с