Музыкантов было четверо: кларнет, ростом пять футов восемь дюймов, по необходимости исполнявший роль «бельгийского великана», для чего он засовывал в каждый свой сапог по шесть игральных карт, горбатый тромбон, малолетний треугольник и огромный барабан женского пола, необъятный, словно крепостная башня.

Был еще польский улан, умевший звонить в колокольчик, паяц в костюме из полотняной матрасной ткани, который громко зазывал зрителей, надсадно крича в рупор, и смуглокожая рыжая девица, усердно колотившая в тамтам, этот поистине королевский инструмент для любителей оглушать всех своей музыкой.

Вышеуказанная компания производила жуткий шум перед довольно большим, но ветхим балаганом, у входа в который вместо вывески красовалась разорванная в нескольких местах картина, изображавшая страсти Господа нашего Иисуса Христа, гигантских удавов, кавалерийскую атаку, льва, пожирающего миссионера и короля Луи-Филиппа, принимающего в окружении своего многочисленного семейства послов Типпо-Саиба.

В намалеванных небесах выделывали замысловатые пируэты гиппогрифы, летали воздушные шары, кометы, трапеции, Ориоль, исполняющий сальто-мортале, и некая чудесная птица, уносящая в когтях осла; этот шедевр живописи венчала причудливо извивающаяся ленточка с надписью:

ФРАНЦУЗСКИЙ ГИДРАВЛИЧЕСКИЙ ТЕАТР

Ученые трюки, акробатические упражнения

и прочие диковинные зрелища

нашего просвещенного XIX века

ПОД РУКОВОДСТВОМ МАДАМ КАНАДЫ

первой женщины всех европейских столиц,

возвысившейся до постижения физической науки

Кларнет, как и все его собратья-кларнеты, приехал из Германии. Это был тощий сухопарый тип, одетый в форму военного хирурга. Лицо его украшал внушительных размеров нос, почти касавшийся мундштука страдавшего насморком инструмента, начинавшего хлюпать всякий раз, когда музыкант принимался играть.

Горбатый тромбон бьп родом из Понтуаза, где он ухитрился нажить неприятности с полицией.

Треугольник вырос в парижском квартале Инвалидов. Судя по резким чертам сухого, то серьезного, то насмешливого лица, ему можно было дать по меньшей мере лет двадцать, хотя на самом деле тонкому и гибкому мальчишке только исполнилось четырнадцать.

На первый взгляд паренек казался очень симпатичным: физиономия его, довольно привлекательная, но уже изрядно помятая, увенчивалась великолепной, кокетливо причесанной черной шевелюрой; присмотревшись внимательнее, вы начинали испытывать некую неловкость, замечая, что преждевременное увядание лишало этого ребенка всяких признаков пола. Костюм его, состоявший из бархатной куртки и видневшейся из-под широко распахнутого ворота красной шерстяной рубашки, на фоне потрепанной одежды остальных музыкантов выглядел опрятным и почти элегантным.

Кларнета из Кельна звали Колонь[1]; тромбона Поке прозвали Атлантом из-за его горба, похожего на земной шар, возложенный на плечи великана; а треугольник звался Саладеном и не имел прозвища, так как занимал довольно видное положение в труппе. Будучи в том возрасте, когда большинство подростков еще является обузой для своих семейств, он сумел присовокупить к своему таланту игры на треугольнике искусство глотать шпаги и даже мог замещать мадам Канаду в таком сложном деле, как «вешать лапшу на уши».

«Вешать лапшу на уши» или «расхваливать товар» означало произносить зажигательные речи, чтобы привлечь внимание зрителей и заставить их толпами ринуться в балаган на представление.

Помимо природных дарований, Саладен мог похвастаться неплохим происхождением и довольно влиятельными покровителями. Отцом его был польский улан, звонивший в колокольчик, кормилицей – паяц в полосатом трико, а крестной матерью – одутловатая матрона, бьющая в большой барабан.

Этой женщиной была сама мадам Канада, вдова, исполняющая обязанности не только директора Французского Гидравлического театра, но – по совместительству – укротительницы диких зверей. Если верить зазывалам, она весила 220 фунтов; ее широкое добродушное лицо всегда светилось такой ласковой улыбкой, что все удивлялись, видя, как она кузнечным молотом дробит камни у себя на животе.

Колоть камешки было, скорее, привычкой, чем проявлением крутого нрава вдовы.

Паяц, мужчина лет пятидесяти, чьи тощие ноги носили торс Геркулеса, обладал физиономией с еще более ангельским, чем у мадам Канады, выражением; скромная сердечная улыбка этого человека радовала глаз. Паяц состоял при мадам Канаде в качестве супруга, ибо законного мужа укротительницы настигла на одной из ярмарок безвременная кончина; паяца охотно и добровольно называли месье Канада; но многие знали и подлинное его имя – Эшалот, а также и то, что он бывший помощник аптекаря, бывший натурщик по части грудной клетки, бывший нештатный служащий великой ассоциации Черных Мантий.

Подчиняясь законам справедливости, мадам Канада разрешала называть себя мадам Эшалот. Союз укротительницы и паяца держался на сентиментальной привязанности, основанной на уважении, любви и удобстве.

Польский улан, отец Саладена, не отличался добронравием. Он был ровесником Эшалота, однако все свое время посвящал заботам о собственной внешности; его прямые соломенные волосы, изрядно тронутые