– Что ты несешь?
– Истинную правду, дьявол меня раздери! Что ж с того, что Опера закрыта, как вы нам и говорили, – все равно барышни актерки шляются где ни попади, а Кокардасу с Паспуалем только того и надо! Эх, господин Шаверни, ну и представление мы видели!
– Ты скажешь все-таки, в чем дело, или нет?
С присущей ему витиеватостью гасконец, наконец, все объяснил. Он хохотал во все горло; посмеялся и Шаверни.
– Ну, я гляжу, вы не скучали! – воскликнул он. – Только получается, что вы делали совсем не то, что надо.
– Пожалуй, что так, – ответил Кокардас. – Ничего, нынче же мы исправимся.
– Вы что, хотите каждую ночь гулять?
– Вовсе не каждую, маркиз, – невозмутимо ответил Кокардас. – Но старые рубаки вроде нас привыкли спать через четверо суток на пятые. Если бы наш малыш был здесь, он бы вам то же сказал, я уверен!
– То есть вы хотите, чтобы я отпустил вас на свободу?
– Вот-вот, именно к этому я и клоню. Да и лысенький тоже спорить не будет! Будь у нас руки свободны…
– Вы бы опять пошли в Оперу в Лагранж-Бательер? – недовольно спросил Шаверни.
– Да нет, господин маркиз, хорошенького помаленьку…
– Ох, помаленьку! – закатил глаза брат Паспуаль.
– Хотя нет, господин Шаверни, – раздумчиво продолжал Кокардас. – Пожалуй, вы правду сказали, только я не сразу сообразил.
– Правду?
Гасконец решил раскрыть карты:
– Мы непременно пойдем в Лагранж-Бательер, только совсем не в Оперу… хотя дамы там будут, наверняка будет.
– Ну, так я и думал! – воскликнул Шаверни.
Кокардас состроил презрительную мину:
– Это все дела лысенького, меня это не касается… А пока он тешится, Кокардас-младший смотрит в оба. Раз мы не явились на свидание вчера, мы явимся туда сегодня, вот и все!
– Мы дали слово… – пролепетал Паспуаль. Проказы последней ночи не заставили его забыть обещание, данное кабатчице.
– Ну знаешь, брат Амабль! Юбки – смерть твоя! Впрочем, возле женщин всегда можно встретить того, кого, ищешь, и на этот раз нам непременно повезет!
– Не нарвитесь только на шпагу, – заметил маркиз.
– Это на нашу шпагу кто-нибудь нарвется! А тот, кто нарвется, очень даже может оказаться врагом Лагардера.
– Так и быть – идите, куда хотите, только головы свои берегите.
– Дьявол меня раздери! Если бы у всех людей головы на плечах держались так крепко, как у нас с лысеньким, давно бы все кладбища закрылись!
Шаверни опять задремал. Два приятеля искренне радовались, что им не только прощено прошлое, но еще и дана свобода на будущее.
– Ты, небось, и не думал, что нам так все сойдет?
– Прекрасная вещь – красноречие, мой благородный друг!
– Кому ты это говоришь? Не был бы я учителем фехтования, я бы стал оратором. Эти два ремесла сродни, ад и дьявол.
С этими словами гасконец потащил своего неразлучного спутника на кухню к тетушке Франсуазе подкрепиться чашкой бульона. После всех перипетий прошедшей ночи подкрепиться им было необходимо.
– Так, значит, вечером – договорились? – спросил Амабль.
– Еще бы! Правда, женщины в «Клоповнике» не так хороши, как в Опере…
– Для понимающего человека женщины все хороши, – с жаром возразил брат Паспуаль.
– Верно! А для хорошей глотки хороши все вина. Я на свою до сих пор не жаловался.
Гасконец алкал тем больше, чем больше пил. Так же и Паспуаль вдвое больше желал любви, насладившись ею. Оба заранее предвкушали удовольствие: Кокардас грезил о больших кружках с вином, Паспуаль – о прелестях Подстилки. Что с того, что накануне они пили самые благородные вина и целовали самых изысканных женщин Парижа, а теперь их ожидал какой-нибудь воверский горлодер и кабацкие девки? Они и не думали об этом: к нашим друзьям вполне можно было бы отнести знаменитый стих, будь он уже сочинен в ту пору:
Смущало их только одно: как Подстилка их примет? Особенно боялся нормандец. Он думал о том, что нарушил, так сказать, приказ явиться на другой день, а эта женщина была из тех, которые любят, чтобы их
