— Ура, Тома-Ягненок!

Все еще смеясь тем же чудовищным смехом, Тома-Ягненок протянул правую руку флибустьерам, как бы принимая прозвище.

— Ягненок! Ладно! — сказал он. — Пусть же отныне я буду Ягненком! А теперь вперед! Лево руля, и правым к западу! Повезем шкуру Ягненка волчатам Сиудад-Реаля!

Подойдя на расстояние ста саженей к крепостному валу, Тома Трюбле, по прозванию Тома- Ягненок, движением руки остановил отряд добровольцев, во главе которых стоял сам. И поднявшись во весь рост над высокой травой, он подошел еще шагов на тридцать поближе, чтобы в точности оценить вражескую позицию. Один за другим раздались три мушкетных выстрела, — часовые на бастионах были бдительны. Просвистела также стрела, так как среди осажденных было немало индейцев. Но Тома не обратил внимания ни на стрелу, ни на пули. Всегда презирая опасность, он старался только получше рассмотреть расположение окопа, чтобы сознательно выбрать место атаки.

Город этот, Сиудад-Реаль Новой Гренады, был построен на плоскогорье с крутыми обрывами со всех сторон, за исключением стороны, обращенной к реке. Здесь склон опускался почти полого, заканчиваясь пристанью, у которой суда могли, грузиться и разгружаться под защитой нескольких больших крытых батарей над самой водой, составлявших морской фронт крепости. Выше и ниже этой крепости два высоких бастиона замыкали сухопутный фронт. Полукруглый вал, связывавший эти бастилии между собой, зазубривал как бы самый откос плоскогорья, служившего подножием городу. В любой точке этого превосходно сделанного укрепления приступ был более, чем труден.

Впереди рва возвышался парапет высотой в сажень, прорезанный каменными казематами. Наконец различные заграждения окончательно затрудняли доступ к главным укреплениям с верхушки крепостного вала; многочисленные батареи во все стороны наводили орудия. А поверх этих батарей ничего не было видно, кроме нескольких колоколен: настолько высота крепостной стены превышала высоту любого дома и любого здания в городе.

Снова раздалось три мушкетных выстрела, — часовые успели перезарядить ружья. Пуля выбила камень из земли в двух шагах от невозмутимого Тома. Наконец, Тома, увидев все, что он хотел видеть, отступил, уводя своих добровольцев. Сидевшие в казематах испанцы издали поносили его, называя щенком и вызывая его начать приступ. Он же, спокойно удаляясь, рассмеялся.

Благодаря пленникам форта святого Джеронима, оказавшимися хорошими проводниками, ни высадка на левом берегу Рио-Гранде, ни путь вдоль гор, с севера на юг, ни переход реки вброд повыше города не представляли ни малейшего затруднения. Всего сорок флибустьеров осталось по жребию на борту Горностая «, который во избежание нападений со стороны испанских кораблей и брандеров, ушел в море и крейсировал теперь среди залива. Тогда сухопутная армия, численностью около трехсот бойцов, обошла укрепления устья и неожиданно появилась перед Сиудад-Реалем, под самыми его стенами. Большой был выигрыш в том, что, таким образом, дело обошлось без всяких сражений и, следовательно, без всяких напрасных потерь; и в довершение успеха флибустьеры, как бы обойдя своих врагов, занимали теперь единственную дорогу, по которой Сиудад-Реаль мог бы выслать гонцов и просить помощи либо в Панаме, либо в Санта-Фе-де-Богота. Так что можно было свободно продолжать осаду, не боясь нежелательного вмешательства.

Впрочем, в намерения Тома не входило затягивать дело. Он заявил об этом самым решительным образом, отвечая авантюристу с Олерона, который спросил:

— Кто-нибудь из нас знает толк в траншеях, саках, редутах и прочих кротовых работах, годных для взятия крепости по всем правилам искусства?

— К чему нам какие-то правила и какие-то кротовые уловки? — презрительно возразил Тома. — Разве мы не годны на то, чтобы брать неприятеля приступом, а испанцы — на то, чтобы сдаваться?

Лагерь был разбит на вершине холма, на расстоянии меньше полумили от крепостного вала. Вокруг этого лагеря было расставлено восемь постов главного караула, и все городские ворота, во избежание случайностей, находились под тщательным наблюдением летучих отрядов. Кроме того, время от времени посылались разведки волонтеров, достигших непосредственно самых подступов рва. Надо было возможно скорее обнаружить, — если оно существовало, — слабое место укрепленного пояса, раз уж Тома толковал о приступе. Впрочем, для скорейшего достижения цели, Тома не щадил ни себя, ни других. И, как мы видели, он лично провел одну из этих разведок, ту самую, после которой сейчас возвращался в лагерь.

— Ну, — крикнул ему Краснобородый, командовавший главным караулом, имея Мэри Рэкэм в качестве помощника. — Ну, что же? Генерал Ягненок, нашел ты подходящее для приступа место?

— Как сказать! — ответил осторожный Тома. — Сейчас мы об этом потолкуем в совете.

И, как будто набрав воды в рот, он продолжал путь, вошел в лагерь и направился к своей палатке.

В лагере палаток было немного. Большинство флибустьеров, сыновей и потомков буканьеров былого времени, кичились тем, что спят на ветру лучше и крепче, чем любой горожанин в своем алькове. Без лишних церемоний они завертывались в какое-нибудь одеяло, часто в свой деревенский плащ, сшитый из козьих шкур, и подкладывали под голову свою левую руку. Одни только начальники, чтобы подчеркнуть свое достоинство, да немногие солдаты, самые богатые и желавшие показать свое богатство, захватили с собой среди скромного багажа экспедиции, которого едва хватило для нагрузки двух десятков черных рабов, прислуживавших при армии, столько обожженных кольев и смоленого холста, сколько нужно, чтобы дать убежище человеку. Штук шестнадцать или двадцать таких палаток было раскинуто в центре квадратной площади, занимаемой армией. Палатка Тома, во всех отношениях схожая с другими, отличалась только длинным копьем, которое он сам воткнул в землю перед дырой, служившей входом, и к которому привязал малуанский флаг — знамя, присвоенное экспедиции.

Итак, откинув холст, одно полотнище которого ниспадало в виде полузакрытой двери, Тома, нагибаясь, вошел в свою палатку, слишком низкую для того, чтобы в ней ходить выпрямившись…

Женщина, испанка Хуана, сидевшая в глубине палатки, опершись подбородком о колена и зажав руки между ног, подняла на него глаза.

Ибо Хуана тоже входила в состав сухопутной армии.

Во время высадки на левый берег Рио-Гранде Тома, к удивлению всех флибустьеров, приказал высадить, —» волей или неволей «, так он сказал, — пленницу, запертую до тех пор в его собственной капитанской каюте. Впрочем, Хуана не сопротивлялась и даже не задавала вопросов, хотя с большим любопытством смотрела вокруг себя, пока ее везли в яле с корабля на берег, быть может она узнавала окрестности своего Сиудад-Реаля, которым она так сильно гордилась. Во всяком случае, она этого ничем не обнаружила.

После чего, целых четыре дня, от того берега, где они высадились, и до самого городского вала, Хуана шла среди флибустьеров, по-прежнему не произнося ни слова, по-прежнему ни на что не жалуясь. К тому же никому не приходило в голову открыть рот, чтобы что-нибудь ей сказать, и Тома не больше, чем другим. Он, впрочем, ни разу не нарушил своего молчания, которое хранил по отношению к пленнице с самого начала экспедиции. И даже здесь, в конце пути, перед Сиудад-Реалем, накануне вступления в него с оружием в руках, он упорствовал в этом молчании и даже ни разу не переступил порога своей собственной палатки, вплоть до этой минуты.

Так что он входил сюда в первый раз. И Хуана, удивленная, хотя нисколько не обнаруживая этого, подняла на него глаза…

Они долго молча смотрели друг на друга, он и она.

Затем Тома, не опуская взгляда, — две недели неограниченной власти, повелительно осуществляемой, вернули его сердцу былую отвагу, — резко спросил ее:

— Знаешь ли ты, где находишься?

Она с презрением пожала плечами, показывая, что ей все равно, быть ли здесь, или там, или еще где- нибудь.

— Ладно, милочка! — сказал он усмехаясь. — Тебе наплевать, не так ли? Ладно, ладно! Во всяком случае, видишь ты вон тот угол палатки? Немного погодя приложи к нему ухо и слушай хорошенько, потому что там, за стенкой, я буду сейчас держать совет. И как бы мало в тебе не было любопытства, пусть я попаду в лапы самому главному дьяволу в аду, если тебе не занятно будет послушать наши рассуждения!