непрерывно лаял, подчищая дареные куски индейки.

В центральной части судна, неподалеку от каюты капитана, Антон повесил латунный инклинометр [18], тот самый, что принадлежал капитану Скотту на борту «Дискавери», — единственная наша реликвия, доставшаяся нам от прежних южных путешествий.

Сайрус стоял на руле в тот день, когда огромный вал повалил «Бенджи Би» на 47° сначала на один, а потом на другой борт. Рождественские дары рассыпались по палубе, Бози протащило на боку добрых шесть ярдов, а адмирал чуть было не проглотил свою трубку. Все хором воскликнули с укоризной: «Сайрус!» И еще целых три дня, всякий раз, когда «Бенджи Би» встречался с волной крупнее обычного или кто-нибудь проливал кофе при сильном крене или толчке, всплывало имя Сайруса, не важно, был ли бедняга действительно на руле или мирно храпел в своей норе.

Мне казалось, что судно не выдержит такого обращения и рано или поздно развалится на части. Выдержит ли его тридцатилетний корпус неимоверную тяжесть нашего груза и немилосердное избиение волнами? Будучи плохим моряком, я, порой не признаваясь в этом самому себе, искал утешение в общении с истинным морским волком Антоном.

«Садись, прими глоток», — сказал он.

Я отказался, глубоко сожалея о количестве рождественской пищи и спиртного, которые уже потребил.

«Все о'кей?» — спросил я.

«Что ты имеешь в виду?»

«Судно. Его корпус… сам понимаешь».

Черные глаза Антона блеснули. «Нет ничего на свете, что можно было бы предугадать. Все может случиться. А может, и нет. Сам знаешь, это уже не самое худшее. Нам повезет, если мы дешево отделаемся». Затем он рассказал историю другой британской экспедиции, которая отправилась в Антарктиду в прошлом году через Рио-де-Жанейро на переоборудованном буксире военного времени «Ан ава», который был на восемь лет старше «Бенджи Би». Корпус буксира был подкреплен для плавания во льду, и он вышел в море так же, как и мы, южным летом, направляясь сперва на Фолклендские острова. Так вот, больше его не видели. Членом его экипажа был известный полярный моряк и альпинист майор Билл Тилман, которому исполнилось да почти восемьдесят лет. «Клянусь, их перевернуло крупной волной», — завершил свой рассказ Антон, и мне стало еще хуже.

Я спустился вниз и провел Рождественскую службу. Собралось десять человек, все сидели, потому что стоять было безумием. Вообще на борту судна я провел несколько воскресных богослужений, однако посещаемость была низкой. Однажды единственным моим «прихожанином» был квакер Симон.

Следующие дни были не лучше, но я попривык и снова принялся за работу в трюме номер два. Запах гнилой макрели почти исчез. Я пробирался ползком, с фонарем в зубах, между ящиками и трюмными крышками. Несмотря на обилие необычных звуков, все, казалось, было в порядке. Терри и его люди надежно закрепили все.

Когда я вернулся к полезной деятельности, ко мне вернулся аппетит. Все, даже Симон, исправно посещали столовую три раза в сутки, и Джилл непостижимым образом управлялась на камбузе площадью немногим более квадратного метра, оснащенном допотопной плитой.

Можно было не отрываясь наблюдать, как она поливает соком индейку, покуда кипящий жир угрожает выплеснуться из кастрюли. Пол камбуза был постоянно скользким от пролитых жидкостей и жира. Чтобы двигаться там, управляясь с огромными бачками, полными кипящего супа на двадцать девять голодных ртов, нужно было обладать ловкостью и проворством эквилибриста.

Джилл призналась: «Не очень-то приятно готовить, когда мучаешься от морской болезни, но приходится держаться, потому что все хотят есть».

Она изобрела свои способы защиты от качки: например, использовать большее количество не полностью заполненных тарелок вместо меньшего количества полных до краев, плотно расставляла посуду на мармите, чтобы та не улетала.

Находила ли она удовлетворение в этом?

Мы пересекли 50-ю параллель поздно вечером 28 декабря — и первый айсберг прошел мимо нас. На мостике, в час ночи, вахта безмолвствовала. Впереди можно было разглядеть лишь пенящиеся гребешки волн. Кто-то склонился над экраном радиолокатора, его лицо казалось изможденным в отблесках оранжевого света. Время от времени он изрекал краткую информацию фигуре, стоявшей у дубового штурвального колеса. Мы держали курс по компасу 220°.

Олли в темной куртке торчал на крыле мостика с биноклем наготове. Список замеченных им птиц неуклонно рос: сероголовые альбатросы, большие поморники, гигантские буревестники и многие другие.

Ежедневно «научные джентльмены» занимались тралением планктона. Терри стоял на лебедке. Они также измеряли температуру слоев воды, замеряли соленость воды, старались обнаружить подводные течения. Их целью было обнаружение и изучение разных типов течений в проходимых нашим судном зонах.

Поведение и условия образования течений влияют на существование фитопланктона и, таким образом, на питающийся фитопланктоном зоопланктон, включая криль. Крис Маккауд показал мне банку с морской водой, насыщенной крохотными ракообразными, и это в результате всего десятиминутного траления.

«Это самый продуктивный океан в мире, — сказал он, взмахом руки указывая на необозримое серое водное пространство, — его богатства и разнообразие жизни — приманка для ученых. Криль может оказаться важным источником питания, его так много, что здесь можно собирать урожаи в тысячи тонн. Несколько стран уже организовали промышленную добычу криля. Он поболтал пальцем в банке, полной слизистых морских организмов. К несчастью, в недавней истории немало фактов, когда отдают приоритет коммерческим интересам, пренебрегая простыми законами природы. Здесь мы имеем источник протеина, который очень ценен и посредством современных методов легко добывается. Поэтому всего за несколько лет его можно довести до полного уничтожения».

Крис разошелся.

«Криль — это центральное звено в обширной и сложной сети, образующей экологическое целое Южного океана. Изымите слишком большое количество криля — и в опасности окажутся киты, тюлени, морская птица и рыба. Для того чтобы создать новый источник пропитания для человека и эксплуатировать его с выгодой, чисто коммерческий подход может привести к хаосу».

Ирландский акцент Криса стал еще заметней от волнения.

«Если мы, исследователи, не установим все факторы, то не сможем представить убедительные доводы для обеспечения контроля. Однако наши силы ограниченны — нам не хватает людей, средств и возможностей в отличие от тех, кто занимается добычей криля. Их сторонников интересует только прибыль, и они доказывают необходимость такого промысла для человечества. Вот почему рейс на „Бенджи Би“ для нас — божий дар».

По мере того как приближался новый, 1980 год, паковый лед смыкался вокруг судна — оно ввязалось в бой. Корпус содрогался всякий раз, как мы врезались в льдину, и тотчас нос задирался высоко над ледяным полем. При ударе лед не выдерживал нашего веса и раскалывался пополам. Однако чаще такого не случалось. Тогда капитан повторял таранный удар до тех пор, пока не одерживал победу. По-прежнему дул сильный ветер, теперь он был заметно холоднее, однако море оставалось спокойным под своим тяжелым покровом.

Симон слег — у него разболелось горло, ломило кости, появилась головная боль, он сильно потел. Перед этим он занимался сваркой оцинкованных труб вместе с двумя механиками, и у тех тоже проявились те же симптомы. Мы обратились к медицинскому справочнику и определили, что они соответствуют, по-