После двухчасового блуждания по барханам Олли так и не отловил ничего, хотя уверял нас в том, что пятидюймовая ящерица оставляет характерные следы, и потому решил, что день все же прошел удачно.
«Ты уверен, что найдешь их?» — нажал я на него.
«Конечно. Со мной все мои записи, и я, в конце концов, тренировался у мистера Арнольда».
«Да, но это было на музейном газоне в Саут-Кенсингтоне».
«Не суетись. — Олли был непоколебим как скала. — Подобные вещи вообще требуют терпения. Как известно, ящерицы не растут на деревьях».
«К тому же, — пробормотал измученный жарой Чарли, — что-то не видно деревьев в этой „эль гоноррее“».
Все были готовы завестись с пол-оборота, когда, словно по приказу, на закате дня начали зудеть комары.
В пище, разумеется, оказалось приличное количество песчаных добавок, Симон был коком и горько сетовал по поводу пропажи личного ножа, ложки и вилки. Это мог сделать только один из нас. Однако все отрицали факт воровства. «Не понимаю, зачем только люди лгут?» — сказал Симон и отошел в темноту в припадке раздражения.
На следующий день я присоединился к нему в нашем «лендровере», и мы решили отыскать местных ловцов ящериц. В обдуваемой ветрами Эль-Голеа говорят по-французски или по-арабски. Симон говорил по-французски, а я — по-арабски.
«Что будем спрашивать?» — сказал я Симону.
«
Я не хотел, чтобы меня превзошли.
«Латинская форма —
«Эти арабы, вероятнее всего, не изучали латинский в школе», — сказал он, не повышая голоса, покуда мы проходили мимо сложенных из грязи и кирпичей лачуг.
Я был готов продолжать словесную перепалку.
«Разговорное слово, обозначающее ящерицу, — dhub или zelgaag. Это сойдет».
Настойчивость привела нас к глинобитному домику некоего Хаму — местного «гида». Внутри был холодильник, набитый бутылками кока-колы, стоящий рядом с цветным телевизором. Хаму заверил нас, что он и есть местный ловец ящериц, но (он обязан предупредить нас) это опасная и потому высокооплачиваемая работа. Понимаем ли мы, что скорпионы и змеи, живущие в тех же самых песках, где нужно искать ящериц, водятся в изобилии? Только в прошлом году, по его словам, 128 человек в городе обращались за врачебной помощью после укусов скорпионов и трое из них умерли. А змеи здесь смертельно ядовиты.
Затем он добавил, что дважды во время охоты ему доводилось вынимать из песка змей, заглатывавших ящериц.
Я был рад, что Олли не присутствовал при этом.
В тот же день Хаму (Олли пристально наблюдал за его действиями, а трое мальчишек-бедуинов вызвались помогать ему) повел нас в глубь высоченных барханов и, не пройдя и мили, в считанные минуты поймал двух великолепных ящериц. К вечеру попалась и третья, и мы пригласили Хаму к нам полакомиться консервированными фруктами и томатным пюре, которыми ему и было заплачено за труды.
Затем два дня Олли применял тактику Хаму и увеличил свою коллекцию замаринованных ящериц. Всякий раз, опуская свой новый улов в бутылку с формалином, он вздыхал и говорил, что никогда больше не позволит вовлечь себя в такое жестокое дело. Позднее Олли получил из Национального исторического музея письмо с благодарностью за работу:
Мы были только рады покинуть эту сауну, землю «эль гоноррея», и поехали дальше на юг в Айн- Салах, что означает «соленый колодец», где мы пополнили свои запасы пресной воды тамошней, действительно солоноватой водой. Теплые ветры с вершин западных барханов обдували в ту ночь наш лагерь в горах Муйдир. Забавные грызуны, напоминающие мышей Уолта Диснея, называемые земляными зайчиками, скакали вокруг, а в воздухе над нашими головами бесшумно патрулировал сокол.
А затем дальше — в Таманрассет, своеобразный туристский центр нагорья Ахаггар. Южнее этого беспорядочно растянувшегося городка мы свернули с гравиевого шоссе неподалеку от горы Тахат к источнику Джо-джо, прозванному так поколениями хиппи. Владелец, выглядевший скорее итальянцем, чем арабом, был представлен нам немецким туристом, расположившимся здесь, как сеньор Спагетти.
«Три динара за жестянку воды», — сказал Спагетти на сносном французском. Мы наполнили канистры и расплатились медом. Ниже источника находилась высохшая вади [17], где, как рассказал нам турист-немец, всего неделю назад ревел водный поток метров пятьдесят в поперечнике. Поэтому мы разбили лагерь с краю этой долины.
Нашим следующим шагом на юг был переход через засушливые просторы плато Танезруфт, так как в нашу программу входил отлов летучих мышей по обе стороны от границы Мали. Бумаги, разрешающие такое путешествие, подписываются «вали» Таманрассета и шефом полиции, что заняло несколько часов. Затем вместе с Чарли я посетил отель, где, к своему ужасу, обнаружил, что стоимость «одного пива» эквивалентна полутора фунтам, а глоток джина — двум с половиной.
В конце концов я отыскал гида, который говорил по-французски. Он сказал: «На запад к Бордж- Моктар… Этим трактом не пользовались уже лет пять. Много плохой песок, нет караванных троп». На моей же карте было обозначено хорошее шоссе до Бордж-Моктара, но, вероятно, гид располагал более свежими данными: в конце концов, пески перемещаются.
«Лучше поезжайте в Гао через Тимеявин, — сказал гид, — тогда я проведу вас».
Я объяснил, что мы можем расплатиться с ним только продовольствием. Это ему не понравилось — по-видимому, это был урбанизированный бедуин, привыкший завершать сделки динарами. «Вы пойдете без гида. Это возможно. Вы можете и не заблудиться». Эти слова ободрения, казалось, освободили его от угрызений совести. Затем я спросил, где найти колонии летучих мышей.
Он присел, нахмурился, немного поразмышлял.
«Они на западе. Может быть, вам стоит заглянуть в колодцы Силета».
С этим он отпустил меня.
Джинни и Симон желали осмотреть келью местной знаменитости — французского монаха-отшельника отца Шарля. У нас был в запасе один день, и, пока Чарли и Олли оттачивали в местных пещерах технику отлова летучих мышей, мы проехали миль пятьдесят по великолепному шоссе, ведущему буквально к самым вершинам Ахаггара. На высоте 2400 метров мы достигли прохода Асекрем, а дальше пошли пешком по истоптанной многими ногами горной тропе к маленькой часовне в скале, единственным хранителем которой был пожилой монах-француз — Маленький Брат, которому, по обычаю, мы принесли воды и пищи. Монах жил там уже двадцать лет. На плато, раскинувшемся выше часовни, была устроена метеорологическая площадка, где брат ежедневно проводил тщательнейшие наблюдения. Вид оттуда был великолепен. Прохладный ветерок теребил редкие, крошечные горные цветы, а за пределами немой, словно висящей в воздухе пустоты вписывались в небо могучие горы и хребты. Дорога, расположенная в скалах, привела обратно в Таманрассет сквозь другой проход, и темнота внезапно окутала нас своей синевой.
В лагере Симон развел костер из корней деревьев, чтобы приготовить поесть, потому что мы были голодны. Чарли крикнул: «Идите сюда, тут есть немного кэрри, он еще теплый». Джинни и Симон стали дожидаться жаркого, но я присоединился к другим, и Олли выловил для меня ложкой немного кэрри.
«Ну и как охотилось?» — спросил я.
