Пообвис-устал наш могучий хвост, Поразжались наши лапы когтистые. Глядь, увидели во море-окияне мы Дом на сваях на железных на устойчивых, Чтоб качать-сосать из матушки сыры-земли Кровь глубинную, веками накопленную. Опустились мы на тот на железный дом, Разрывали мы крышу да железную, Поедали двенадцать нечестивцев тех, А их косточки в море выплевывали. Отдыхали там три дня да три ноченьки, А в четвертую ночь дом огнем пожгли, Да на Запад снова отправились. Пролетели мы вторых десять дней. Пролетели вторых десять ночей. Десять дней-ночей по-над гладь-водой. Ослабели наши крылья перепончатые, Притомились наши головы горынные, Пообвис-устал наш могучий хвост, Поразжались наши лапы когтистые. Глядь, увидели во море-окияне мы Огромадный корабль шестипалубный. На восток плывет тот корабль большой, Из страны безбожной, злокозненной. Он везет товары все поганые, Он везет людей все безбожников, Он везет крамольные грамоты, Он везет бесовские потешища, Он везет сатанинские радости, Он везет блядей-гнилых-лебедушек. Налетели мы как вихрь да на тот корабль, Жгли-пожгли его из семи голов. Из семи голов, из семи ротов, Да повыжгли всех поганых безбожников, Да пожрали всех блядей-гнилых-лебедушек. Отдыхали там три дня да три ноченьки, На четвертую — дальше отправились. Пролетели мы третьих десять дней, Пролетели третьих десять ночей. Глядь, увидели страну ту безбожную. Налетели мы тотчас, изловчилися, Стали жечь ее из семи голов, Из семи голов, из семи ротов, Стали жрать-кусать тех безбожников,

А нажравшись их кости повыплюнули, да опять жечь-палить принималися, жечь-палить тех гадов, тех гадов-гадских, выблядков омерзительных, безбожных наглых забывших все святое все трисвятое их надобно выжигать аки отпрысков асмодея аки тараканов аки крыс смердящих выжигать беспощадно выжигать дочиста дотла жечь выблядков окаянных жечь огнем чистым и честным жечь и жечь и когда головой окно проламливаю окно твердое из стекла цельного ударил первый раз выстояло ударил второй раз треснуло ударил в третий раз разбилося всовываю голову свою в квартиру полутемную попрятались гады от кары небесной но видят в темноте желтые глаза мои видят хорошо видят пристально нахожу первого гада мужчина сорока двух лет забился в платяной шкаф обжигаю шкаф широкой струей гляжу как горит шкаф но сидит внутри и не шелохнется страшно ему а шкаф горит трещит дерево но сидит и я жду но не выдерживает распахивает дверцу с воплем и я ему в рот пускаю узкую струю пламени мой верный вертел огненный и глотает он огонь мой глотает и падает ищу дальше дети две девочки шести и семи лет забились под кровать под широкую обливаю кровать широкой струей горит кровать горит подушка горит одеяло не выдерживают вырываются из-под кровати бегут к двери пускаю им вслед широкую струю веером вспыхивают добегают до двери горящими ищу дальше самое сладкое ищу нахожу ее женщину тридцати лет блондинку пугливую забилась в ванной между стиральной машиной и стеной сидит в одной рубашке нательной коленки голые раскорячилась от ужаса оцепенела смотрит глазами круглыми на меня а я не торопясь ноздрями запах ее сонный втягиваю приближаюсь к ней ближе ближе ближе смотрю ласково носом коленки трогаю тихонько раздвигаю раздвигаю раздвигаю а после пускаю самую узкую струю мой верный вертел огненный пускаю ей в лоно узко пускаю и сильно наполняю дрожащее лоно ее вертелом огненным вопит она криком нечеловеческим а я медленно начинаю ее вертелом огненным етьетъетьетъетьетьетъетьетьетъеть.

Пробуждение…

Подобно воскресению из мертвых оно. Словно в старое тело свое, давно умершее и в землю закопанное, возвращаешься. Ох, и не хочется!

Приподнимаю веки свинцовые, вижу голого себя на лежанке. Шевелюсь, кашляю, сажусь. Горячо мне. Беру бутылку ледяного березового сока «Есенин». Припас Коляха, не забыл. Булькает сок березовый в сухом горле. Другие тоже пошевеливаются, покашливают. Хорошо было. На рыбках — всегда хорошо. Никогда облома гнилого или омута черного не было на рыбках. Это не герасим убогий.

Кашляют наши, пробудившись. Батя жадно сок пьет. В поту его лицо бледное. Напиться после рыбок — первое дело. Второе дело — порыгать. А третье — рассказать, кто чего делал. Пьем, рыгаем.

Делимся пережитым. Мы Горынычем уже восьмой раз оборачиваемся. Рыбки — коллективное дело, в одиночку их пользовать — дураком быть.

Батя, как всегда, не совсем доволен:

— Чего вы всегда меня торопите? Либо жечь, либо жрать надобно… А то задергались — то туда, то сюда. Спокойней надо, по порядку.

Вы читаете День опричника
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату