воздуха, который медленно поднимается вверх. Именно такие элементы ландшафта порождают миражи, но их время придет позже, в разгар палящего летнего зноя. Это такыры – места, где вешняя талая вода поднимает на поверхность почвенные соли нижних горизонтов. Поэтому гигантские зеркала такыров словно бы запылены, присыпаны мелким белесым порошком засохшего галита, мирабилита, магнезии. Ничего, кроме солероса и редких серебристых кустиков чернобыльника, на такырах не растет: слишком солоно. Зато на подобные солончаки очень любят приходить дикие степные копытные – джейраны, сайгаки, которых, правда, немного осталось в Приаралье, дикие ослы – куланы. Они лижут и грызут солоноватую землю, для них это лакомство. Тут же, на плотных корках такыров, как на турнирных площадках, разыгрываются бои самцов за право обладать табунчиком молодых самок и первогодков, переживших тяжелую зимнюю бескормицу, морозы, нападения волчьих стай.

Свежий человек, попавший в приаральскую степь весной, бывает поражен и восхищен щедростью природы и чистотой ее красок. Именно в таком восхищении сейчас и находились почти все члены международной эколого-биологической экспедиции, разбившей промежуточный лагерь в степи. Экспедиция могла именоваться международной практически без натяжки – правда, почти все ученые были русскими, но зато финансировали это мероприятие японцы. Японцем был и руководитель экспедиции – невысокий, плотный мужчина средних лет. Звали его Савада Иримато, кем он был у себя в Японии, никто из русских толком не знал. Но именно он представлял организацию, финансирующую экспедицию, он же был ее официальным начальником. Ученым Савада не был – в биологии и экологии он разбирался не лучше, чем кошка в геометрии. С другой стороны, начальник, ничего не умеющий сам, но понукающий других, – это ведь не только российская беда. Такие в любой стране есть. Впрочем, господина Иримато упрекнуть пока было особенно не за что. Он обеспечил экспедиции оборудование, транспорт, нанял рабочих из числа местного населения, а в собственно научные дела особенно не вмешивался. Правда, именно он задавал направления исследований. Но, откровенно говоря, полунищим российским ученым было наплевать, что именно изучать, – платили бы деньги. Кроме Иримато японцев было еще двое – девушка-аспирантка Токийского университета и парень по имени Като. Девушку звали О-Рибу, она была очень тихой и незаметной. Кроме того, она почти не отходила от Савады – вскоре все русские сошлись на том, что она его любовница. А вот с Като было сложнее. Он ученым тоже не был, но в отличие от Иримато в делах экспедиции рвался принимать самое деятельное участие. Като явно принадлежал к числу людей, у которых на почве экологии слегка поехала крыша, – на Западе и в благополучной Японии такие встречаются довольно часто. Общаться с ними нормальному человеку, как правило, довольно тяжело. Конечно, экология дело нужное и важное, кто спорит. Но когда у человека она становится бзиком, то иметь с ним дело не легче, чем с упертым уфологом, или не менее упертым коммунистом, или радикальной феминисткой, или… В общем, список можно легко продолжить. Число идей, которые способны захватить человека целиком, без остатка, весьма велико. А ведь известно, что все хорошо в меру. Когда человек не может говорить ни о чем, кроме экологии и глобальных катастроф, ждущих человечество из-за невнимания к ней, иметь с ним дело трудно и неприятно. И добро бы еще в своей любимой экологии Като прилично разбирался! Так ведь нет – он явно был сущим дилетантом, нахватавшимся вершков из газет и журналов. Тем не менее в каждый разговор он лез со своим мнением, и ведь приходилось его выслушивать – как же, ведь он представитель японской стороны. Обидится еще, наябедничает соотечественникам, и не видать больше от них денег как своих ушей.

А деньги были на экспедицию выделены очень приличные. Иримато предоставил ученым передвижные блочно-модульные домики с кондиционерами, два джипа, грузовик, акваланги, компрессоры, спутниковую связь. Кроме того, он не поскупился, нанял семь человек рабочих из местных – троих казахов и четверых корейцев. А ведь когда есть рабочие, совершенно другое дело. Ученым не приходится самим копать яму под туалет, готовить, мыть посуду, мотаться в ближайший поселок за продуктами, таскать тяжести и заниматься прочими необходимыми, но малоинтеллектуальными делами. Вот и приходилось ради всех этих благ терпеть японцев – в том числе и Като с его манией.

Сейчас все члены экспедиции, усевшись вокруг раскладного походного стола, подводили итог работы за день. А Савада и О-Рибу стояли чуть в стороне. Иримато одной рукой обнимал девушку за талию, а второй держал бинокль. Он смотрел на остров Возрождения.

Матвей Семенович Былинкин, кандидат биологических наук, встал из-за стола, сделал несколько шагов в сторону этой парочки, негромко кашлянул.

Иримато обернулся:

– Да?

– Мы провели анализ всех наблюдений, – сказал Былинкин.

– И каковы же результаты этого анализа?

Разговаривали они по-английски, а точнее сказать – на пиджин-инглише, поскольку по-настоящему хорошо английским ни русский, ни японец не владели. Но в данном случае это только облегчало взаимопонимание – оба знали язык примерно одинаково, говорили с одними и теми же ошибками и прекрасно понимали друг друга. Русским, правда, японец тоже владел, но еще хуже, чем английским, так что по-русски разговаривал только тогда, когда нужно было, чтобы понимали его все, а не только знающие английский.

– Неутешительные результаты, – сказал Былинкин. – По перемычке, соединяющей остров с берегом, на материк могут попасть земноводные и тушканчики, зараженные разного рода вирусами. Да это уже происходит! Просто пока, к счастью, эпидемия среди животных не вспыхнула. Но это может случиться в любой момент.

– Да! – горячо воскликнул Като из-за спины Былинкина. – В советские времена коммунистическое руководство совершенно не думало об экологии! Мы призваны исправить допущенные им ошибки!

Большая часть ученых сумела сохранить спокойное выражение на лицах, но двух самых молодых заметно передернуло от такого неуместного пафоса. К счастью, Като этого не заметил.

– Какого рода заболевания могут переносить животные? – деловито спросил Савада.

– Пока трудно сказать точно. Необходимы более полные исследования.

– Мы проведем их, – решительно заявил японец – теперь он говорил по-русски. – Завтра начнем готовиться к высадке на остров. Необходимо провести наблюдения там. И снять документальный фильм о заброшенном советском научном центре, который может стать источником заразы.

Лица ученых вытянулись. Соваться на остров Возрождения никто не хотел. Мало ли что там могли захоронить после развала закрытого института. Все присутствующие имели непосредственное отношение к биологии и, хоть точно ничего и не знали, вполне понимали, насколько это может быть опасно.

– На остров Возрождения? – переспросила молоденькая аспирантка из Самары. – Но ведь там опасно!

– У нас прекрасные защитные костюмы, – ответил Иримато.

– Их же не хватит на всех!

– А брать туда всех и не имеет смысла. Поедет только часть людей. Разумеется, только добровольцы.

– Я поеду! – с блеском в глазах заявил Като.

Былинкин поморщился. «Эх, знал бы ты, парень, – подумал ученый, – что там можно подцепить, если не повезет! Тогда бы так не рвался! Хотя, с другой стороны… Если в наиболее подозрительных местах защитные костюмы использовать, то может оно и ничего. А отказываться нельзя – японцы этого не поймут».

– У нас могут возникнуть проблемы технического плана, – сказал Былинкин, цепляясь за последний благовидный предлог отказаться от высадки на остров. – Треть острова принадлежит Казахстану, две трети – Узбекистану. Там охрана, пограничники. К тому же территория бывшего центра объявлена закрытой. Нас туда просто не пустят!

– Пустят, – уверенно ответил Савада. – У нас все бумаги в порядке, все согласовано. Начиная от пограничных начальников двух стран и заканчивая разрешениями национальных Академий наук.

На это ответить было уже совершенно нечего.

– Что ж, тогда я готов. Хоть завтра.

В голосе Былинкина не было ни малейшего энтузиазма. Но, тем не менее, его примеру тут же последовали почти все остальные ученые. Каждый хотел получше зарекомендовать себя перед