человека восточного типа. В одной руке у него был провод, а другую он сунул в карман. Это был японский военный атташе, он изображал смертника с «поясом шахида». Но Павлов оказался быстрее. Теперь, когда спецназовец напряг мощные мускулы, японец просто не мог пошевелить руками. А один из молодых «морских дьяволов» тут же оказался рядом и обозначил «клюв орла» в горло «террористу».

– Стойте! Не стреляйте! Я убью ее!

Павлов обернулся. В углу зала стоял еще один азиат. Одной рукой, согнутой в локте, он удерживал худенькую девушку, а второй сжимал приставленный к ее голове пистолет.

Полундра шагнул вперед. Нужно было действовать так, как он действовал бы на самом деле. То есть брать ответственность на себя. И ни в коем случае нельзя идти ни на какие уступки – в этом Сергей был твердо уверен, так его учили на специальных антитеррористических курсах, да и сам он был с этим согласен. Никаких переговоров с террористами!

Он поднял автомат, целясь в последнего «террориста».

– Не подходи! Я убью ее!

Полундра обнажил зубы в совершенно волчьем оскале. Он прекрасно знал, как это действует на противника.

– Убивай, – тихо, почти шепотом, сказал он, одновременно опуская левую руку к ножнам, висящим на поясе, – автомат он теперь держал одной левой. – Но что после этого с тобой будет, мне даже подумать противно, мразь.

В руке Полундры уже был нож, боевой нож спецназа, хищно изогнутый, напоминающий очертаниями акулу. Полундра продолжал медленно надвигаться на «террориста».

– Не думай, мразь, что ты потом под суд пойдешь, – кривя губы в звериной ухмылке, сказал Павлов по- прежнему тихо, но таким голосом, что самому страшно становилось. – Я тебе сначала руку прострелю, чтобы ты вторую пулю себе в башку не вогнал. А потом мы с парнями с тобой за все рассчитаемся. Мясо клочьями рвать будем, выродок! На куски разрежем! Клянусь тебе, слово даю, так будет!!! – Полундра не говорил, рычал, словно хищный зверь. Он искренне ненавидел террористов, поэтому ему было легко вжиться в роль.

Азиат дрогнул – это было заметно. Полундра сделал еще два шага вперед, теперь от «террориста» и его жертвы его отделяли всего метра три.

– Никто тебя, погань, не защитит! – прошипел Павлов, помня, как учили его секретные преподаватели бороться с террором с помощью террора. – Сбросим труп в воду, хрен кто узнает, что мы с тобой до этого сделали. А мы с тобой много чего сделаем! Яйца тебе будем в пять приемов отрезать! А пальцы – каждый в три приема! Ну, убей ее, выродок! Давай! Выстрели!

Одновременно с последним словом Полундра оказался в метре перед застывшей парой. И вдруг, не меняя выражения лица, выбросил вперед правую руку, схватил пистолет за ствол и рванул его, отводя от головы женщины и выворачивая из руки противника. Движение это было настолько молниеносным, что «террорист» не успел – а может быть побоялся? – нажать на спусковой крючок. А через какую-то долю секунды ствол автомата застыл в миллиметре от его лба.

– Все, все… ты победил, – залепетал «террорист».

С лица Полундры словно по волшебству исчезла злобная гримаса.

– Служу России!

Вечером последнего дня учений, после официальных речей и взаимных поздравлений, начальство и иностранные наблюдатели отправились отмечать успешное завершение всех запланированных мероприятий. Банкет должен был пройти в огромной военной палатке, шатре, рассчитаном на десять раскладушек. Правда, места в нем все равно было маловато, так что приглашение получили немногие. Но кроме высокого начальства и дипломатов в число приглашенных на банкет попали все-таки и несколько особенно отличившихся офицеров. Первым среди них, разумеется, был Сергей Павлов. Его поведение во время освобождения «заложников» было признано образцовым, а японский атташе уже обратился к флотскому начальству с официальной просьбой предоставить ему видеозапись операции с целью использования ее у него на родине при подготовке антитеррористических отрядов.

Само застолье было не слишком изобильным, что в глубине души порадовало Полундру. Он крайне неприязненно относился к начальникам, которые позволяли себе на таких вот банкетах нажраться деликатесов, напиться до поросячьего визга, а потом облевать все вокруг, опозорив российский флот перед всеми, кто это наблюдает. А ведь такие случаи бывали. К счастью, на этот раз, видимо, сказал свое веское слово адмирал Сорокин. Водки было немного, еда сытная, но простая, примерно такая же, какой обычно на боевых кораблях офицерский состав кормят. И правильно. Здесь не Москва, не Генштаб. Во время учений нужно быть ближе к народу, то есть к солдатам и офицерам, которым никаких разносолов не положено.

После нескольких официальных тостов, провозглашенных Сорокиным и иностранцами, атмосфера за столом стала довольно непринужденной. Полундра сначала в разговорах не участвовал, налегал на еду – за последние несколько дней ему было не до нее, и сейчас Сергей наверстывал упущенное. Но примерно через полчаса поучаствовать в застольной беседе ему пришлось.

– Вы позволите? – рядом с Полундрой появился невысокий азиат с белым подковообразным шрамом на левой щеке. Он говорил по-русски с заметным акцентом, но вполне разборчиво. В руках у него был стул, азиат явно намеревался сесть рядом.

– Конечно! – кивнул Полундра, подвинувшись и давая ему место.

– Меня зовут Фан Кай Вень, – сказал азиат, присаживаясь рядом с Сергеем. – Я военно-морской атташе КНДР.

– А меня – Сергей Павлов, – ответил Полундра и внутренне подобрался: военно-морской атташе – это довольно крупная шишка. Нужно следить за собой, как бы не ляпнуть чего лишнего про его родину. Дело было в том, что к Северной Корее у Полундры было своеобразное отношение. Конечно, когда-то эта страна была союзником СССР, до сих пор она противостоит наглым янки, стремящимся подмять под себя весь мир. Но… вот именно, что но. Знал Полундра кое-что о внутренней жизни КНДР. И из открытых источников типа «Радио Пхеньяна», и из закрытых лекций, которые «морским дьяволам» читали на посвященных Азии спецкурсах. И по его мнению, цена, которую приходилось платить народу Северной Кореи за противостояние США, была непомерно высока. Да, честно говоря, в основном-то платили люди, и не за противостояние, а за дурь своего руководства. Вот уж на что Сталин и Мао Цзедун были диктаторами, но по сравнению с покойным Ким Ир Сеном и его ныне здравствующим сыночком Ким Чен Иром Иосиф Виссарионович и председатель Мао были просто добрейшей души людьми. А также скромными до последнего предела, умными и честными. Все ведь в мире относительно, прав был Альберт Эйнштейн.

«Ну, точно, – подумал Полундра, заметив на груди корейца значок. – Интересно, кто это изображен? Отец или сын? Спросить что ли? Хотя нет. Не надо. Обидится еще, что сам не узнал».

Тем временем Фан Кай Вень широко улыбнулся:

– Ваше имя я знаю, господин Павлов. Вы же герой этих учений.

– Ну, прямо уж и герой… – скромно отозвался Полундра.

– Конечно! Я же был в кают-компании, изображал одного из террористов и видел вас в деле. Это было просто бесподобно. Не завидую я настоящим террористам, если им когда-нибудь придется иметь с вами дело.

Полундра чуть смущенно улыбнулся и слегка развел руками – мол, уж какой есть, не перехвалите. Он вспомнил – действительно, кажется, этот тип был в кают-компании. Он не узнал его сразу просто потому, что, как и любому европейцу, отличить одного азиата от другого ему было трудно.

А кореец продолжал разговор. Чувствовалось, что он опытный дипломат – уже через пару минут Полундра стал испытывать к нему хоть и не слишком сильную, но вполне искреннюю симпатию. И даже разговор стал казаться спецназовцу интересным, – хотя речь шла о вещах совершенно нейтральных – о семье, о родном городе и так далее. Ни малейших попыток узнать хоть какую-то закрытую информацию