десятилетие, помните, — Хеорот был густо населен, крепко организован и дьявольски скучен. Частично это было выносимо благодаря неосвоенным землям, этакому предохранительному клапану, через который отсеивались все недовольные. Но мне недоставало толерантности к повышенному содержанию двуокиси углерода, чтобы спокойно жить там. Готовилась экспедиция, чтобы установить контакты с иными колонизированными мирами, особенно с теми, куда не доходила лазерная связь. Они собирались набраться новых идей по части наук, искусств, социологии, философии — чего поценнее. Боюсь, что на Роланде они не особенно обогатились, по сравнению с Беовульфом. Но я, получивший место в корабле по знакомству, решил, что Роланд мне подходит.

— Там вы тоже были детективом?

— Да, в государственной полиции. Это семейная склонность. Должно быть, здесь сказывается кровь чероки, если это вам что-то говорит. По боковой линии я веду род от одного из первых известных частных агентов, еще там, на Земле, до эры космоса. Не разбираясь, насколько это соответствует истине, я считаю его подходящей моделью.

Она поглядела вокруг.

— Здесь не бывает утра…

Они ушли в вездеход. Пасущий Туман встал и осторожно вернул мышцам гибкость. Перед возвращением он рискнул глянуть в окно повозки. Мешки были раскатаны, бок о бок, люди лежали в них. Но мужчина не дотрагивался до нее, хотя тело ее было приятно, и ничего из происходившего раньше не давало повода думать, что он собирается что-то предпринять.

Странные они, эти люди. Совсем холодные, как глина.

Отдать им этот буйный, прекрасный мир? Пасущий Туман сплюнул от отвращения. Этого не будет. Та, Что Правит, не допустит.

Земли Уильяма Айронса были необъятны. Главным образом потому, что они были ему необходимы. Надо было прокормить семью, скот на местных культурах, обработки которых была еще не очень понятна. Выращивал он и земные растения — на солнечном свету и в теплицах. Однако это была уже роскошь. Настоящим завоеванием северной Арктики было сено из йербы, древесина базирхизы, перикуп и гликофиллон.

Со временем, когда с ростом населения и промышленности разовьется рынок, можно будет поставлять калкантемум для городских торговцев цветами и шкурки роверов, выращенных в клетках, для городских меховщиков.

Но это все было в будущем, до которого Айронс не рассчитывал дожить. Шерринфорда интересовало, верил ли старик, что вообще кто-то доживет?

В комнате было тепло и светло. Дружелюбно потрескивал камин. Свет флюоропанелей поблескивал на разных шкафах, стульях и столах, высвечивал яркие драпировки и красивые блюда на полках. Отселенец величественно восседал в своем высоком кресле — крепко сбитый, с окладистой бородой, ниспадавшей на грудь. Его жена и дочери внесли кофе, чей аромат дополнил еще витавшие запахи отличного ужина — для него, его гостей и сыновей.

Снаружи ревел ветер, вспыхивали молнии, рычал гром, дождь молотил по крыше и стенам и хлестал вниз, клокоча на булыжнике двора. Деревья стонали: казалось даже, что в мычание испуганных коров вплетается чей-то злорадный смех, Порыв града забарабанил по черепице.

Уильям Айронс был сильным человеком. Но сейчас в его голосе звучал страх.

— Вы в самом деле хотите идти к Горе Троллей?

— Вы имеете в виду барьеры Ханстейна? — отозвался Шерринфорд, скорее с вызовом, чем отвечая.

— Ни один отселенец не зовет это место иначе, чем Гора Троллей, сказала Барбро.

— Как могло возродиться это имя из темных веков Земли здесь, за столетия и световые годы от нее?..

— Охотники, трапперы, поисковики — вы зовете их рейнджерами — проходят по этим горам!.. — заявил Шерринфорд.

— По некоторым частям, — сказал Айронс. — Это разрешено соглашением, заключенным между человеком и Царицей, после того, как он вылечил духа гор, которого ранил дьявол. Там, где растет «белое перо», людям проходить можно, если они положат на жертвенник городские товары в уплату за то, что забирают у земли. В другом месте… — рука на подлокотнике сжалась в кулак и вновь обмякла, — … идти неразумно.

— Но ведь это случалось, не так ли?

— О да. Некоторые благополучно возвращались, во всяком случае по их словам, но я слышал, что им больше никогда не везло. А некоторые — некоторые исчезали. Кое-кто из вернувшихся болтал о чудесах и ужасах. Они не приходили в себя до конца дней своих. Мало кто отваживался нарушить старый договор и переступить границы. — Айронс смотрел на Барбро почти умоляюще. Его жена и дети смотрели точно так же, хотя и молча. Ветер выл за стенами и тряс ставни окон. — И вам не надо…

— У меня есть основания считать, что мой сын там, — ответила она.

— Да, да. Вы говорили, и мне очень жаль. Может, что-то удастся сделать. Не знаю что, но я буду рад. Может, хотя бы положить двойное приношение на Унварском Кургане этой зимой, и вырезать кремневым ножом на торфе нашу мольбу. Может, они тогда его вернут… — Айронс вздохнул. — Правда, на памяти людей такого не случалось. Но ведь с ним могло быть и хуже. Я сам видел их, мчащихся, как безумные, в сумерках. Они выглядят счастливей нас. Возможно, теперь было бы злом возвращать вашего мальчика домой…

— Как в песне про Арвида, — сказала его жена.

Айронс кивнул:

— Угу-мм. Или в других…

— Это вы о чем? — спросил Шерринфорд. Острее, чем прежде, он ощутил себя чужаком. Дитя городов и техники, он был прежде всего порождением скептического разума.

В этой семье веровали. Тревожно было видеть, как мелькнула искра согласия в медленном кивке Барбро.

— На Земле Ольги Ивановой поют эту же балладу, — сказала она, и голос ее был тревожнее слов. — Одна из традиционных, — неизвестно, кто ее сложил под которые танцуют в хороводе, на лугу.

— Я приметила литару в вашем багаже, миссис Каллен, — сказала жена Айронса. Она явно старалась увести разговор от опасной темы, рисковавшей оскорбить Древний Народ. Вечер песни мог помочь. — Не хотели бы вы доставить нам удовольствие?

Барбро отрицательно покачала головой; ноздри ее побелели. Старший мальчик быстро сказал, понимая важность происходящего:

— Я бы мог, если наши гости хотят послушать.

— Буду только рад этому, спасибо… — Шерринфорд откинулся в кресле и набил трубку. Если бы этого не произошло, он привел бы разговор к тому же исходу.

Прежде ему не доводилось подробно изучать фольклор отселенцев, не было возможности читать скудные ссыпки на него — пока Барбро не пришла к нему со своей бедой.

Однако он все глубже убеждался, что должен достичь понимания — не совершить антропологическое исследование, а извлечь саму суть, — через постижение отношений между отселенцами и освоителями Роланда и теми, кто преследовал их.

Началась суета, все усаживались послушать, снова разливали кофе и предлагали бренди. Мальчик объяснил:

— Последняя строка поется хором. Все вступают, хорошо?..

Он тоже явно надеялся снять напряжение. Катарсис через музыку? Шерринфорд подумал, и ответил сам себе: «Нет. Заклинание бесов…»