– Не знаю, – сказал я. – Думаю, это неплохо. Но должен признаться, что трепка, которую мне задали потом, была получше.

Калли оторвался от своих карт.

– Какая трепка? – спросил он.

Я рассказал ему о девушке в особняке.

Калли ухмыльнулся.

– Это Фуммиро. Черт побери, тебе повезло. А я всю ночь был в бегах, – он немного помолчал. – Значит, ты, наконец, раскололся. Бьюсь об заклад, что ты впервые оказался неверен этой твоей в Лос- Анджелесе.

– Пожалуй, – сказал я. – Но, черт побери, все это не в счет, за три тысячи миль от Калифорнии.

Когда мы приземлились в Гонконге, Калли поторопил меня:

– Иди в зал выдачи багажа и жди чемодан. Я подожду у самолета, пока они разгрузят. Потом пойду за тележкой с багажом. Так ни один воришка не сможет умыкнуть его.

Я быстро прошел через здание аэровокзала к багажной вертушке. В аэропорту было очень много народу, но лица людей отличались от японских, хотя большинство их имело восточный вид. Вертушка начала вращаться, и я стал внимательно следить, когда появится обитый чемодан. Через десять минут я стал беспокоиться, почему нет Калли. Взглянув вокруг, я с облегчением увидел, что здесь не ходят в марлевых масках. Они очень пугали меня, как призраки. Я не увидел никого, кто бы мог выглядеть подозрительно.

Потом на вертушку выехал обитый латунью чемодан. Я взял его, как только он подъехал ко мне. Он был все так же тяжел. Я осмотрел его, и удостоверился, что его не пытались вскрыть. Когда я это проделывал, то заметил маленький квадратный ярлык, прикрепленный к ручке чемодана. На нем было написано “Джон Мерлин”, а под этой надписью мой домашний адрес и номер паспорта. Только теперь мне стало понятно, почему Калли пригласил меня с собой в Японию. Если бы кому-то и пришлось садиться в тюрьму, то именно мне.

Я сел на чемодан, а через три минуты появился Калли. На его лице засияла улыбка, когда он увидел меня.

– Прекрасно, – сказал он. – Нас ждет такси. Едем в банк.

На этот раз он взял чемодан сам и без лишних слов понес его из здания аэровокзала к такси.

Мы ехали боковыми улочками, забитыми людьми. Я ничего не сказал, так как был очень обязан Калли. А теперь мы квиты, но неприятное чувство не проходило от того что меня обманули и подвергли такому риску. Да, Гроунвельт будет гордиться им. Поэтому я решил ничего не говорить Калли. Он все равно уже все знает сам. Мне бы он в любом случае что-нибудь выдал сразу же или что-нибудь придумал бы на ходу, какую-нибудь историю.

Такси остановилось перед ветхим зданием на главной улице. На окне золотыми буквами была сделана надпись “Международный Банк Футаба”. По обе стороны от дверей стояли два человека в форме с автоматами.

– Суровый город, этот Гонконг, – сказал Калли, кивая в сторону охранников. Он взял чемодан и пошел к дверям.

Внутри Калли прошел в холл, постучал в дверь, и мы вошли. Небольшого роста евразиец с бородой, улыбаясь, посмотрел на Калли и пожал ему руку. Калли представил меня ему, однако фамилия моя оказалась странной комбинацией каких-то слогов. Потом этот евразиец повел нас дальше по холлу в огромный зал с длинным столом для совещаний. Калли забросил чемодан на стол и раскрыл его. Должен признаться, зрелище было впечатляющее. Чемодан был набит хрустящей японской валютой, напечатанной черным цветом на серо-голубой бумаге.

Евразиец снял трубку и произнес в нее несколько слов по-китайски, должно быть указаний. Через несколько минут зал заполнился банковскими служащими. Их было человек пятнадцать, все они были в черных блестящих костюмах. Они налетели на чемодан, Им понадобилось больше трех часов, чтобы сосчитать и запротоколировать деньги, пересчитать их и снова проверить. Потом евразиец отвел нас опять в свой офис, заполнил целую пачку бумаг, потом подписал их, поставил на них печати и передал их Калли. Просмотрев бумаги, Калли сунул их в карман. Целая пачка документов – вот так “небольшая” квитанция!

После всего этого мы вышли из банка и очутились на залитой солнцем улице. Калли был вне себя от возбуждения.

– Мы сделали это, – сказал он, – и теперь свободны.

Я покачал головой.

– Как ты мог пойти на такой риск? – сказал я. – Это безумие, таскать так много денег.

Калли с улыбкой посмотрел на меня.

– А ты думаешь, веселое занятие – заниматься казино в Вегасе? Все это риск. У меня рисковая работа. И на этой работе я имею приличную долю.

Когда мы сели в такси, Калли сказал шоферу, чтобы тот отвез нас в аэропорт.

– О Боже, – сказал я, – мы проехали полмира, а я не могу даже попробовать гонконгских яств.

– Не будем искушать судьбу, – сказал Калли. – Кто-нибудь может подумать, что мы еще с деньгами. Поедем-ка быстрей домой.

Во время долгого обратного перелета в Штаты Калли был вне себя от счастья и отыграл семь из десяти тысяч долларов, которые был мне должен. Он бы отыграл их все, если бы я не кончил игру.

– Давай, давай, сыграем еще, – сказал он. – Дай мне шанс отыграться. Будь честным.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Нет, – сказал я. – Хочу хоть раз за эту поездку перехитрить тебя.

Это немного охладило его пыл, и он оставил меня в покое, так что я смог поспать, пока мы летели дальше, до Лос-Анджелеса. Я составил ему компанию, пока он ожидал своего рейса в Вегас. Пока я спал, он обдумал мои слова, и, конечно же, догадался, что я видел тот ярлык на чемодане.

– Послушай, – сказал он. – Ты должен поверить мне. Если бы с тобой что-нибудь случилось во время этой поездки, то я, Гроунвельт и Фуммиро выручили бы тебя. Но я очень ценю все, что ты сделал. Я не мог бы совершить эту поездку без тебя, у меня бы не выдержали нервы.

Я засмеялся.

– Ты должен мне три тысячи, – ответил я. – Положи их в сейф в Занаду, и я использую их, чтобы делать ставки, играя в баккару.

– Ладно, – сказал Калли и продолжал. – Послушай, ты считаешь, что только так можешь быть неверным своим женщинам и чувствовать себя в безопасности, – когда тебя отделяют от них три тысячи миль? Мир не так уж и велик, чтобы быть неверным больше двух-трех раз.

Мы оба рассмеялись и обменялись рукопожатием. Потом он пошел садиться в самолет. Он все еще оставался моим приятелем, этот счастливчик старина Калли, но я не мог ему доверять во всем. Я всегда должен был помнить, кто он такой – и помнил это, и все же принимал его дружбу. Как же я мог сердиться на него, если он просто оставался верен своему характеру?

Я прошел через аэровокзал и остановился у телефонов. Мне нужно было позвонить Дженел и сказать ей, что я в городе, но я не знал, сказать ей или нет, что был в Японии. Подумав, решил, что не буду говорить. Лучше действовать в традиции Гроунвельта. И потом я вспомнил еще об одном. У меня не было подарков с Востока для Валери и детей.

В определенном смысле интересно быть без ума от кого-либо, кто сам больше не без ума от тебя. Ты превращаешься в подобие слепого и глухого или выбираешь для себя такую роль сам. Около года назад я почувствовал, почти неощутимо, что с Дженел происходит что-то неладное, но сейчас же постарался забыть об этом. Но все меня предупреждало на этот счет, я получал намеки, много намеков.

Возвращаясь из одной из своих поездок в Лос-Анджелес, я прилетел туда на полчаса раньше расписания. Дженел всегда меня встречала, но пока ее не было, я вышел из здания аэропорта и решил подождать снаружи. Где-то в глубине души, очень-очень глубоко, была надежда уличить ее в чем-нибудь. Я не знал, в чем. Может, это будет какой-нибудь парень, которого она подцепила, чтобы вместе выпить, пока