На другое утро Энн с удовольствием вспомнила о своем обещании навестить миссис Смит, ибо таким образом она могла уйти из дому, когда, по всем вероятиям, нагрянет мистер Эллиот, а более всего ей хотелось избегнуть общества мистера Эллиота.

Она желала ему всяческого добра. Несмотря на вред, причиненный ей его благосклонностью, она испытывала к нему благодарность, и почтение, и быть может, жалость. Она думала о странных обстоятельствах первого их знакомства, о правах, которые, казалось, давало ему родство и давали чувства и давние его намерения. Все вместе ей казалось необычайно, лестно и так огорчительно. Ей, право, было очень, очень его жаль; изменились бы мысли ее или нет, не будь на горизонте капитана Уэнтуорта, сказать трудно, ибо капитан Уэнтуорт был на горизонте; и чем бы ни разрешилась нынешняя неизвестность, сердце ее навеки принадлежало ему. Союз их не более отвратил бы ее от всех прочих поклонников, чем даже разлука навеки.

Никто еще не проносил по улицам Бата столь возвышенных рассуждений о преданной любви и неколебимой верности, как те, какие украшали дорогу Энн от Кэмден-плейс до Уэстгейт Билдингс. Они даже почти расчищали этот путь и чуть ли не напояли его благовониями.

Она не сомневалась, что ей окажут любезный прием, но на сей раз ее подруга была так ей благодарна, будто ее и не ждала, хотя они определенно условились.

Тотчас же с нее потребовали рассказа о концерте; и она с такой радостью о нем вспоминала, что рассказывала с удовольствием и лицо ее сияло. Все, что могла она сообщить, она сообщала с охотой, но она могла сообщить до странности мало и не удовлетворила миссис Смит, которая уже получила от швейцара и прачки более полное донесение о ходе и успехе концерта и теперь тщетно допытывалась о кое-каких подробностях касательно публики. Миссис Смит знала понаслышке всех богатых и славных обитателей Бата.

— Стало быть, и маленькие Дьюронды были, — говорила она, — слушали музыку разинув рты, как неоперившиеся воробушки в ожидании корма. Ни одного концерта не пропускают.

— Да. Я сама не видела, но они были, мистер Эллиот говорил.

— Ну, а Иббитсены? Такие две модные нынче красотки с высоким офицером-ирландцем, который, говорят, на одну имеет виды.

— Не помню. Этих, по-моему, не было.

— А старуха леди Мэри Маклин? Хотя, что же я спрашиваю. Без нее никогда не обходится. И как вы ее не заметили? Она ведь была, верно, близко от вас. Раз вы были в кружке леди Дэлримпл, вы сидели на самых роскошных местах подле самого оркестра, не так ли?

— Нет. Я ужасно этого боялась. Мне было бы это неприятно по многим причинам. Но нет, леди Дэлримпл любит, по счастью, сидеть несколько дальше; и мы очень мило сидели; то есть, я хочу сказать, нам все очень хорошо было слышно. А вот видела я все, кажется, плохо.

— Ах! Вы видели то, что хотели. Я понимаю вас. Бывает, и в шумной толпе наслаждаешься тихим домашним весельем. Вы пришли своей большой компанией — и что же вам в остальных?

— Отчего же, мне не мешало бы больше смотреть по сторонам, — сказала Энн и тотчас вспомнила, что по сторонам она смотрела достаточно, хотя и не всегда с достаточным успехом.

— Ну что вы, до того ли вам было. Можете меня не убеждать, что приятно провели вечер. Я по вашим глазам вижу. Я очень хорошо вижу, как вы провели вечер. Вы непрестанно слушали милые вещи. Когда музыка умолкала, вас развлекали беседой.

Энн улыбнулась и сказала:

— И это видите вы по моим глазам?

— А как же, моя милая. Лицо ваше яснее ясного мне говорит, что вы были вчера в обществе того, кто вам приятней всех на свете, кто важнее вам сейчас всего человечества.

Лицо Энн залилось краской. Она не знала, что сказать.

— А коли так, — продолжала миссис Смит, помолчав немного, — вы, я надеюсь, поверите, что я ценю вашу доброту, видя вас сегодня у себя. В самом деле, как же вы добры, что пришли ко мне, имея возможность куда приятнее провести время.

Последних слов ее Энн не слышала. Ее повергла в недоумение и смятение проницательность подруги, и она гадала, каким же образом отчет о капитане Уэнтуорте мог достигнуть ее слуха.

— Скажите, — снова помолчав, спросила миссис Смит, — а мистер Эллиот знает о нашем с вами знакомстве? Он знает, что я в Бате?

— Мистер Эллиот? — отозвалась Энн, удивленно глядя на нее. В следующую секунду она поняла свое заблуждение. И тотчас оправившись, уже спокойным тоном она спросила:

— А вы знакомы с мистером Эллиотом?

— Я была с ним близко знакома, — отвечала без улыбки миссис Смит. — Теперь знакомство наше оборвалось. Мы не видимся больше.

— А я и не знала. Вы не говорили. Если б я знала, я не отказала бы себе в удовольствии поболтать с ним о вас.

— По правде сказать, — вновь заговорила миссис Смит уже с обычной своей веселостью, — я как раз бы и хотела, чтобы вы поболтали обо мне с мистером Эллиотом. Мне нужно, чтобы вы использовали свое влияние. Он мог бы мне сослужить важную службу. И будьте уж так добры, милая мисс Эллиот, замолвите за меня словечко, вам-то он не откажет.

— Я бы и счастлива вам помочь. Я думаю, вы не усомнитесь, что я рада хоть чем-нибудь быть вам полезной, — отвечала Энн. — Но, боюсь, вы преувеличиваете мое влияние на мистера Эллиота, предполагая во мне больше прав ему указывать, чем те, какими я обладаю. И откуда взялось в вас подобное убеждение? Поверьте, я всего только родственница мистера Эллиота. Но все, что может просить кузина, я у него попрошу ради вас, и в этом вы можете на меня положиться.

Миссис Смит взглянула на нее проницательно и сказала с улыбкой:

— Выходит, я чересчур поспешила. Вы уж простите меня. Мне бы дождаться формального извещения. Однако, милая моя мисс Эллиот, вы уж мне намекнете по старой дружбе, когда можно будет про это спрашивать, да? По правде говоря, я надеюсь, к следующей неделе все и уладится, и я смогу строить свои корыстные планы на удаче мистера Эллиота.

— Нет, — отвечала Энн, — ни к следующей неделе, ни еще к следующей. Ни на какой неделе, уверяю вас, ничего такого не уладится. Я не выйду замуж за мистера Эллиота. И отчего, хотелось бы мне знать, вы это вообразили?

Миссис Смит снова на нее поглядела, поглядела серьезно, улыбнулась, покачала головой и воскликнула:

— Ах, хотелось бы мне вас понять! Как бы хотелось мне угадать вашу душу! Я же знаю, вы не можете быть жестокой, когда придет решительная минута. А пока она не пришла, все мы, женщины, в нее не верим. Все мы готовимся отказать, пока к нам не посватались. Но зачем же вам быть жестокой? Вы мне позвольте ходатайствовать перед вами за моего — нет, теперь-то уж я не назову его другом — но за прежнего моего друга. Ну можно ли ожидать партии более удачной? Где еще найдешь такого истинного джентльмена и в полном смысле слова приятнейшего человека? Позвольте мне заступиться за мистера Эллиота. Я ведь уверена, вы и от полковника Уоллиса слышали о нем одно хорошее, а кому же его и знать, как не полковнику Уоллису?

— Дорогая моя миссис Смит, жена мистера Эллиота всего полгода как умерла. Едва ли прилично ему сейчас иметь на кого-то виды.

— Ах, ну если за тем только дело стало, — воскликнула миссис Смит с лукавой улыбкой, — тогда я спокойна за мистера Эллиота и беру назад все свои ходатайства. Но вы уж не забудьте обо мне, когда