Стой, погоди. Запомни, я тут не останусь. Мне тут нечего делать. Я вырос совсем в другом мире. Остаться в твоей деревне? Да это все равно что зарыть меня в вашу землю! Я что, похож на самоубийцу? Нет, даже не думай об этом. И никакие твои хитрости не помогут.

Он коснулся носом ее душистых волос. Это был запах ночного цветка. Он часто сидел дома на крыльце и смотрел в звездное небо, ловил этот аромат в ночном ветре, долетающем из прерии…

Звездное небо здесь такое же, каким было дома, подумал Чико. И, поняв, что скатывается с завоеванных позиций, мысленно добавил: и даже пыль здесь такая же рыжая и въедливая.

Тонкие жаркие руки Луиситы вдруг обвили его шею, а дыхание обожгло ему грудь. Сопротивляясь из последних сил, Чико наклонился к девушке и, касаясь губами ее нежной щеки, прошептал:

– Напрасно ты думаешь, что меня можно чем-то удержать… если я решил, то уже ничто меня не остановит…

Больше он ничего сказать не успел, потому что ее губы запечатали его рот самой горячей и самой сладкой печатью.

Этот поцелуй длился целую вечность. Ну, честно говоря, чуть меньше. Потому что когда Луисита оторвалась от него и убежала, Чико еще долго стоял один, обнимая своего чалого мерина за холку и бессмысленно улыбаясь. Таким его и застал Крис, когда сошел с крыльца.

Я уже хорошо знал, чего следует ожидать от Криса, когда он безмятежно улыбается. Чем безмятежнее была его улыбка, тем неуютнее становилось мне рядом с ним, потому что мы, дезертиры, очень не любим воевать. Улыбка Криса всегда предшествовала заварушке.

В его бритой голове уже наверняка созрел план ночной вылазки. Дорога в лагерь противника нам известна. Охранение отсутствует. Личный состав зализывает раны и пьянствует. Под утро бандиты заснут. Наша задача – сделать так, чтобы проснулось их как можно меньше.

Для того чтобы воплотить в жизнь этот простой и очевидный план, Крису нужны были исполнители. Конечно, я был первым, на кого он посмотрел после слов «Они не заслужили права спать спокойно». Странно. Что в моем поведении дало ему хоть малейший повод подумать, что Винсент Крокет способен зарезать спящего?

На тот случай, чтобы уточнить свое понимание его вопрошающего взгляда, я провел пальцем по горлу. И Крис кивнул. Ничего не поделаешь, я пожал плечами и кивнул в ответ.

Тогда он, по-прежнему не говоря ни слова, повернулся к Брику. Брик ответил:

– Я займусь их лошадьми.

Мне стало немного обидно. Ну почему именно мне достается самая грязная работа?

Почему именно меня из всей молодой поросли луизианских Крокетов отправили в армию, и, вместо того, чтобы четыре раза в месяц блистать остроумием на губернаторском балу, я триста шестьдесят пять раз в году прикусывал свой галльский язык, проглатывая прямые и не спровоцированные устные оскорбления?

Все это можно было бы стерпеть, но почему именно меня одного из всей школы рейнджеров не отправили охранять закон и порядок Луизианы или хотя бы Техаса? А вместо этого сослали в действующую кавалерию, да еще в негритянский полк? Почему во всем огромном кавалерийском полку именно меня назначили в расстрелъную команду?

И почему только я один решился нарушить присягу и перечеркнуть всю свою жизнь, когда сбил замок с клетки, где держали индейцев, и ускакал в горы? Наверно, в этом кавалерийском полку никто и никогда не отказывался расстреливать пленных, так почему именно я покрыл знамя части таким позором?

Нет, с какой стороны ни посмотри, есть закономерность в том, что только мне достается самая грязная работа. Даже Брик, которому ничего не стоило засадить клинок в сердце случайного знакомого, отказался пойти со мной на это грязное дело. Черт возьми, но кто-то же должен это сделать…

– Хорошо, – сказал Крис. – О'Райли?

– Я пойду с Винном, – ответил ирландец.

Я был готов обнять его и тут же мысленно перечеркнул все горькие слова, что гремели, перекатываясь, у меня в башке. Старый солдат не забивал себе голову размышлениями. Война вообще грязное дело, так что на ней не приходится выбирать. Что бы ты ни делал, все равно запачкаешься.

– Что это вы затеяли, парни? – спросил Гарри, оглядывая нас. – Куда это вы собрались на ночь глядя? Давайте лучше не будем тратить время и соберем вещички. С первыми лучами солнца я готов покинуть этот неблагодарный край.

Крис выставил перед собой ладони, как бы отталкивая Гарри:

– Дружище, ты можешь спокойно собираться в дорогу, не обращай на нас внимания.

– Имей в виду, без тебя я не уеду, – нервно ответил Гарри и наклонился к нему, опираясь на стол. – Мы вместе приехали, вместе и вернемся.

– Боишься, что все изумруды мы поделим без тебя? – спросил О'Райли.

– Не верю я ни в какие изумруды! – повернулся к нему Гарри. – Я не верю, что несколько человек могут справиться с бандой. Я не верю, что мы вообще нужны этим крестьянам. Они привыкли к своему Кальвере, как привыкли к дождям, засухе, ураганам и саранче. Мы им только мешаем.

– Гарри, все, что ты говоришь, правильно. Но ты говоришь не все, – сказал я. – Когда идет мелкий дождь, они не обращают внимания, а когда хлынет ливень, прячутся под крышу. Когда Кальвера берет с них дань, они отдают и не обращают внимания. Но когда он забирает все, они берутся за оружие. Их оружие – это мы. Чем я отличаюсь от мачете, булыжника или вил? Ничем, если крестьяне используют меня для защиты точно так же, как они используют вилы.

– Ну, – сказал Ли, – по крайней мере, одно отличие все же существует. Вилы не действуют самостоятельно. Кстати, для этой вылазки вилы как раз были бы не лишними. Надежное и бесшумное оружие. Но в лесу ими не размахнешься. Винн, если не возражаешь, я с тобой.