Стэндишу санитар. Стэндиш молча кивнул. Он не собирался тратить слова на каких-то прислужников.

Санитар наклонился к пациенту и сказал, что постель готова.

– Господин Элвис, – начал он.

Господин Элвис, казалось, с трудом выплыл из тумана грез.

– А! Что? – слабо переспросил он.

– Вам помочь лечь в постель?

– Ах да. О да, благодарю вас. Это было бы очень любезно с вашей стороны.

Несмотря на свой ошарашенный и сбитый с толку вид, господин Элвис вполне способен был сам, без чьей-либо помощи, лечь в постель. Единственное, чем мог помочь санитар, – это увещевать и подбодрять какими-нибудь ласковыми словами. Как только господин Элвис удобно устроился, санитар вежливо кивнул Стэндишу и сошел со сцены.

Откинувшись на сооружение из множества подушек, господин Элвис вновь впал в свое обычное трансообразное состояние. Голова его склонилась на грудь, а взгляд уперся в одну из костлявых коленок, выпиравших из-под одеяла.

– Соедините меня с Нью-Йорком, – потребовал он.

Кейт взглянула на Стэндиша, ожидая от него каких-нибудь объяснений, но объяснений не последовало.

– Да, конечно, – подтвердил мистер Элвис, – начинается с 541. Подождите, пожалуйста, сейчас посмотрю. – Он продиктовал остальные цифры номера телефона своим неживым, каким-то роботизированным голосом.

– Вы можете мне объяснить, что здесь происходит? – не выдержала наконец Кейт.

– Нам потребовалось достаточно много времени, чтобы выяснить, в чем тут дело. Причина была обнаружена совершенно случайно. В тот момент по телевизору… – он показал на маленький переносной телевизор, вмонтированный сбоку в кровать, – …шла какая-то программа, одна из тех, где без конца болтают, ее передавали непосредственно в прямой эфир. Чрезвычайно любопытная вещь. В этот момент мистер Элвис сидел и разглагольствовал на тему о том, как он терпеть не может Би-би-си, – а может, он имел в виду какую-то другую телекомпанию, сейчас их столько развелось, что всех не упомнишь, оскорблял почем зря ее ведущего, сравнивая его с одним местом, которое пониже спины, и говорил, что не может дождаться, когда наконец кончится эта программа, и что, ладно уж, так и быть, он сейчас подойдет, – и с этого момента вдруг все, что говорил господин Элвис, зазвучало чуть ли не синхронно на телевидении.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Кейт.

– Я был бы весьма удивлен, если бы вы понимали, – парировал Стэндиш. – Я имел в виду, что все слова мистера Элвиса через секунду воспроизводились на экране человеком по имени Дастин Хоффман. Дело в том, что господину Элвису, по-видимому, было заранее известно все, что скажет Дастин Хоффман, примерно за секунду или две до того, как он собирался это сделать. Думаю, господин Хоффман был бы не в восторге, если б узнал об этом. Мы неоднократно пытались заострить внимание господина Элвиса на этой проблеме, но тщетно: он никак не мог понять, о чем идет речь.

– Что здесь происходит, черт возьми? – миролюбиво осведомился господин Элвис.

– По-видимому, в данный момент господин Хоффман снимается в каком-то фильме, и съемки его проходят где-то на Западном побережье Америки.

Стэндиш посмотрел на часы.

– Вероятно, он только что проснулся в номере гостиницы и собирается делать утренние звонки, – добавил он.

Кейт в изумлении переводила взгляд со Стэндиша на господина Элвиса.

– И давно это с ним?

– О да, уже лет пять, я думаю. Началось это ни с того ни с сего. Однажды он сидел и ужинал со своей семьей, как вдруг неожиданно стал говорить, что ему не нравится его съемочный павильон. Вскоре после этого он рассказал, как он где-то снимался. Всю ночь не сомкнув глаз он продолжал эти разговоры, снова и снова повторяя какие-то с виду бессмысленные фразы, и при этом заявлял, что ему плевать, что написано в тексте. Можете себе представить, каково было членам его семьи – жить в доме с таким замечательным актером, даже не подозревая об этом. Сейчас кажется удивительным, что они так долго не могли разобраться, в чем дело. Тем более после того случая, когда он разбудил всех чуть не на рассвете, чтобы выразить благодарность им, режиссеру и продюсеру, за присуждение ему премии «Оскар».

Кейт, даже не подозревавшая, какие тяжкие испытания готовит ей следующий день, подумала, что это было самое сильное из всех потрясений, которые ей суждено было пережить за этот день.

– Бедняга, – еле слышно сказала она. – Какая трагическая судьба! Быть всего лишь чьей-то тенью.

– Не думаю, чтобы он очень сильно переживал по этому поводу.

Мистер Элвис в этот момент ушел с головой в жаркий спор, вертевшийся вокруг таких понятий, как «гросс», «прибыль», «очки», «единицы».

– Но ведь скрытые механизмы этого в высшей степени удивительны, не правда ли? – воскликнула Кейт. – Каким образом он заранее может знать, что скажет Хоффман?

– Все, чем мы располагаем, – это догадки. Мы можем привести лишь несколько частных случаев полной корреляции, но дело в том, что у нас нет возможности заняться более тщательным исследованием явления. Кроме того, даже упомянутые случаи корреляции документально не подтверждены, и таким образом их можно считать совпадением. Все остальное вполне может быть продуктом его неуемной фантазии.

– Но если сравнить этот случай с тем, что мы наблюдали у девочки…

– Ну, этого мы никак не можем делать. Каждый случай мы должны рассматривать как существующий сам по себе и не имеющий связи с другими, а значит, требующий индивидуальной оценки.

– Но ведь у них, несомненно, есть общее – их объединяет погруженность в собственный мир, далекий от реальности.

– Мы привыкли рассматривать все случаи, исходя из степени общественной значимости, совершенно очевидно, что если бы мистер Элвис продемонстрировал способность предвосхищать, к примеру, высказывания главы Советского Союза или, еще лучше, президента Соединенных Штатов, это непосредственно затрагивало бы интересы обороны и у нас было бы основание серьезно заняться расследованием того, что есть совпадение и фантазия, а что нет, но когда речь идет о перевоплощении в обычного киноактера, чья деятельность к тому же не носит никакой видимой политической окраски, – тут, мне кажется, мы обязаны придерживаться принципов строго научного подхода. Таким образом, – сказал он в заключение, собравшись уходить и уводя за собой Кейт, – я думаю, что в обоих случаях: как мистера Элвиса, так и – как же ее звали? – очаровательной девочки в кресле-каталке мы не в состоянии сделать что-то большее, ведь в любой момент нам могут понадобиться средства и площади для исследований более значительных, заслуживающих пристального внимания случаев.

Кейт не нашлась что сказать в ответ и молча шла за ним, чувствуя, как все внутри у нее кипит.

– О, сейчас я вам покажу случай намного интереснее и перспективнее, чем предыдущие, – сказал Стэндиш, ринувшись открывать еще одни возникшие перед ними массивные двойные двери.

Кейт пыталась контролировать свои реакции, но, как бы она ни старалась, любой, даже если бы он был чем-то средним между бесстрастно-холодным автоматом и марсианином, как мистер Стэндиш, заметил бы, что его не слушают. В ответ в манере его заметно прибавилось еще больше нетерпения и резкой бесцеремонности, словно они были присланы кем-то на подмогу основным силам, и так не покидавшим никогда поля боя.

Некоторое время они шли, не говоря ни слова. Кейт напряженно думала, как подвести разговор к теме о недавно поступивших в клинику больных, но так, чтобы это прозвучало как бы ненароком, случайно, но не могла не признать про себя, что упоминание об одном и том же три раза подряд неизбежно теряет то качество, которое называют случайностью. Каждый раз, когда они проходили мимо очередной палаты, она пыталась как можно незаметнее заглянуть внутрь, но чаще всего двери в палату были плотно закрыты либо там не было ничего интересного.

Когда они проходили мимо окна, она взглянула в него и увидела, как во двор въезжает какой-то фургон. Что-то заставило ее обратить на него внимание – видимо, отсутствие привычной красочной