сторону, он вдруг неожиданно заметил свой кузнечный молот, лежавший у стены в нескольких футах от него, и с помощью заклинания заставил его взмыть в воздух, облететь все пространство кругом, и каждый раз, когда молот ударялся о стальные колонны, они издавали лязгающие и грохочущие звуки, – так и продолжалось до тех пор, пока эхо не превратило все в один сплошной жуткий грохот, напоминавший бешеные удары гонга.

Он произнес еще одно заклинание – и вот молот уже полетел к нему, а оказавшись совсем близко от головы, пробил кружок пола прямо под ней, так что щепки и штукатурка разлетелись во все стороны.

Молот неутомимо продолжал трудиться, описывая круги вокруг него, и все больше щепок и штукатурки оседало на фундамент. Потом, снова на один миг взмыв в воздух под самый потолок, он опустился на пол рядом со ступнями и раздробил половицу, на которой они покоились, мгновенно образовав кучу из мелких щепок и штукатурки.

Опять взлетел вверх, повис там на мгновение, словно был лишен веса, и внезапно исчез из вида, но потом появился вновь и опустился вниз, вдоль намеченной им перед этим границы, заваленной щепками, и не прекращал своей работы до тех пор, пока наконец весь овальный участок пола с грохотом не провалился вниз. Он развалился еще на несколько кусков и смешался с кучей мелких щепок и осколков штукатурки, из которой, шатаясь, выбралась фигура великана, кашляя и отбиваясь от поднявшейся пыли. Его спина, руки и ноги были облеплены щепками из дубовых досок, но сейчас он, по крайней мере, мог двигаться. Он прислонился к стене и долго кашлял, чтобы прочистить легкие от пыли.

Когда он повернулся, то увидел, как молот, приплясывая, полетел прямо к нему, но неожиданно, не давшись ему в руки, вырвался и, скользнув по бетонному основанию, выбил из него искры, веселясь и ликуя, а затем лихо припарковался у стального столба.

Сквозь облако пыли Тор увидел прямо перед собой еле различимые очертания автомата по продаже кока-колы. Он отнесся к этому предмету с величайшим подозрением и беспокойством. У автомата был тусклый и невыразительный вид, а на передней панели была приклеена записка от отца следующего содержания: «Что б ты ни делал, немедленно прекрати!» Внизу стояла подпись: «Сам-знаешь-кто», которая была зачеркнута и заменена на «Один», потом и эта надпись зачеркнута и вместо нее более крупными буквами: «Твой Отец». Один никогда не упускал случая более чем ясно выразить свое отношение к интеллектуальным возможностям сына. Тор содрал записку и не сводил с нее гневного взгляда. Ниже, постскриптум, стояла приписка: «Помни Уэльс. Ты ведь не хочешь опять через это пройти?»

Он скомкал записку и выбросил в окно, где ее подхватил и унес ветер. На минуту ему почудилось, что что-то скрипнуло, но потом он решил, что это шум ветра, который неистовствовал снаружи, где стояли такие же заброшенные дома, как этот.

Он подошел к окну и, глядя в него, чувствовал, как внутри растет ярость. Быть приклеенным к полу. В его возрасте. Что это значит, черт побери? «Хватит своевольничать. Смирись, – догадался он. Если не прекратишь и не смиришься – я заставлю тебя это сделать». Вот что это значило. «Не смей подниматься с земли».

Он вспомнил, что старик сказал ему именно эти слова после неприятной истории с истребителем «фантом». «Ты у меня еще посидишь на земле», – пригрозил он ему тогда. Тор явственно увидел, как по- детски радуется старик своей коварной затее – проучить его, сделав урок столь наглядным, и как забавляется, представляя себе приклеенного к земле Тора.

Внутри опять заворочалась и начала расти, приобретая угрожающие размеры, бешеная ярость, но он сделал усилие, чтобы подавить ее. В последнее время, когда он приходил в ярость, случались всякие неприятные вещи, и сейчас при виде автомата по продаже кока-колы у него появилось плохое предчувствие, что автомат напрямую связан с одной из этих давно произошедших неприятных вещей. Он пристально и обеспокоенно посмотрел на автомат.

Тор почувствовал недомогание.

Последнее время он очень часто чувствовал слабость и недомогание, что-то вроде непрекращающегося, вялотекущего гриппа, а в такие моменты он совершенно неспособен был исполнять те божественные функции, которые ему, как богу, полагалось исполнять. Он страдал от головных болей, приступов головокружения, комплекса вины – в общем, от всего того, что так часто мелькало в телевизионной рекламе. У него случались даже провалы в памяти, и он терял сознание в те моменты, когда гнев и ярость овладевали им.

Раньше моменты гнева доставляли ему величайшую радость. Великие порывы восхитительной ярости несли его по жизни. Он ощущал величие. Чувствовал, как его переполняют сила и свет. И он был всегда обеспечен изумительными поводами для ярости – чудовищные акты провокаций или предательства, попытки смертных загнать Атлантический океан в его шлем, или скинуть на него целые континенты, или же, напившись, изображать бревна. От такого можно было по-настоящему, как следует разъяриться и метать громы и молнии. Короче говоря, ему нравилось быть Богом Грома. А теперь вдруг – головные боли, нервное напряжение, масса всяких тревожных состояний и комплекс вины. Для бога это были весьма необычные состояния, к тому же малоприятные.

– Ты просто смешон!

Скрипящий голос произвел на Тора такое же действие, как звук царапанья ногтями по классной доске. Это был мерзкий, злобный, глумливый голос, отвратительный, как дешевая нейлоновая рубашка, как подстриженные в ниточку усы, – короче говоря, голос, который Тор просто не выносил. Этот голос выводил его из себя и в лучшие времена, а уж теперь и подавно, когда он стоял нагишом, с приставшими к спине обломками дубовых досок посреди какого-то заброшенного склада, – он испытывал ненависть.

Тор обернулся, дрожа от гнева. Как бы он хотел, чтобы этот жест был полон невозмутимого спокойствия и сокрушительного чувства превосходства, но с этим мерзким существом ничего подобного никогда не удавалось, и, поскольку для Тора все равно все закончится унижением и глумлением, независимо от того, какую позу он примет, лучше уж остаться в той, которая ему удобна.

– Тоу Рэг! – взревел он, поймал на лету свой молот, кружившийся в воздухе, и со всего размаха, с силой швырнул его в низкорослое самодовольное создание, которое удобно примостилось на самом верху небольшой кучки мусора, выбрав место потемнее.

Тоу Рэг поймал молот и аккуратно положил его на стопку одежды Тора рядом с собой. Он нагло ухмыльнулся, сверкнув зубом. То; что ему удалось увернуться, было вовсе не случайно. Пока Тор еще находился в бессознательном состоянии, Тоу Рэг прикинул, сколько времени Тору понадобится на то, чтобы прийти в себя, затем старательно передвинул кучу мусора точно к нужному месту и устроился именно там, где он мог поймать молот. Он считал себя профессионалом на ниве провокаций.

– Это ты устроил мне все это? – ревел Тор. – Ты… – Тор попытался найти какое-нибудь другое выражение вместо «приклеил меня к полу», которое звучало бы не «приклеил к полу», а как-нибудь по- другому, но пауза слишком затянулась, и ему пришлось бросить эти попытки. – …приклеил меня к полу? – закончил он наконец начатый вопрос. Было бы лучше, если бы он не задавал вопрос, который звучит так глупо. – Нет, не смей ничего говорить! – добавил он в бешенстве и тут же пожалел, что сказал и это. Он топнул ногой и слегка потряс фундамент здания, чтобы подчеркнуть значимость сказанного. Он не совсем понимал, что именно следует подчеркнуть, но чувствовал, что так надо. На него мягко опустилось облако пыли.

Тоу Рэг наблюдал за ним блестящими бегающими глазками.

– Я всего-навсего исполняю приказы, полученные мной от вашего отца, – ответствовал Тоу Рэг, гротескно пародируя раболепие.

– Мне кажется, – отвечал Тор, – что приказы моего отца с тех пор, как ты поступил к нему на службу, стали очень странными. Думаю, он попал в пагубную зависимость от тебя. В чем она состоит, я не знаю, но то, что он находится под твоим дурным влиянием, – совершенно точно, и влияние это самое… – синонимы ускользали от него, – …дурное – в этом тоже нет сомнения, – заключил Тор.

Тоу Рэг отреагировал на его слова, как игуана, которой кто-то только что пожаловался на вино.

– Я? – возразил он. – Да как я могу оказывать влияние на вашего отца? – Один – величайший из богов Асгарда, а я лишь его рабски преданный слуга во всех его делах. Один говорит: «Делай это», – и я делаю. Один говорит: «Пойди и притащи моего сына из больницы, пока он не натворил еще каких-нибудь глупостей, и после этого, не знаю, прикрепи его к земле или что-нибудь в этом роде», – и я в точности исполняю то, что он мне говорит. Я просто слуга, смиренно выполняющий приказания. Какими бы