браги поставила.
— В вашем доме брага не пропадет.
— Жмотами считаешь?.. — начал Иван, думая, что она торопливо начнет отрицать это. Но девушка молчала, и тогда Иван взорвался: — И чего из себя изображаешь? А тут еще татарва эта…
— Не обзывай человека! — строго оборвала его Галина и с укоризной добавила: — Ты ведь меня даже не спросил, а уже брагу заказал.
Иван поник. Из последних сил он старался убрать с лица жалкую улыбку.
— Я думал, ты без всяких яких. — И тут же его голос взвился до фальцета: — Да кто ты такая? Чего ты ломаешься, как копеешный пряник? Да за меня любая, стоит только глазом мигнуть. Мы — Тереховы!
— Не знаю. Не знаю. Может быть, — медленно молвила девушка и, подумав, закончила: — Есть, конечно, люди, которые мерят жизнь и твоей меркой…
Они опять надолго замолчали. Иван жевал незажженную папиросу. Возле тереховского дома Галина скороговоркой бросила: «Всего доброго» — и прибавила шагу, направляясь к общежитию.
Иван протянул было руку, хотел остановить тоненькую даже в телогрейке девушку, которая, как русалка, без колебаний заходила в студеную предвечернюю синеву, будто в призрачное море, переливающееся гасучими снежными звездочками. Но во дворе мать звякнула подойником, и парень побрел домой.
