Изогнувшись гибкой спиной и выпуклой грудью, она сделала движение, какое делает падающая кошка, и выпрямилась.

Мимо замелькала березовая роща, тихая и белая, как ряды чистых и юных невест, замерших в ожидании.

В разгоряченное лицо повеяло сырой прохладой и запахом мокрой травы и коры, а потом опять побежали назад луга и дороги, освещенные солнцем.

В нервно-дрожащей молодой груди запеклось бессильное, тоскливое раздражение.

А в вагоне уже стали успокаиваться и послышались голоса, еще возбужденные, но уже звучащие нотками удовольствия сознания избегнутой, но все-таки как-никак, а испытанной опасности. Все устроились и разместились, и оказалось даже просторно, точно толпа растаяла. Старый Зек снял шляпу и вытирал потное, красное лицо. Он довольно улыбнулся Зиночке.

- Ну, теперь все слава Богу... Дома жалко, ну, да Бог с ним... Пока проживем на даче, а там видно будет...

- Почему вы думаете, папа, что непременно в 'ваш' дом попадут? - сухо и зло спросила Зиночка, глядя в сторону.

Зек понял подчеркиванье и обиделся. В нем вдруг возмутилось все его воробьиное право на свою жизнь.

'Эта молодежь теперь думает, что она только и живет честно, как следует, оттого что лезет на рожон... Кого они хотят этим удивить? Все это и мы переживали... знаем... К чему этот фарс мальчишеский?..'

- Почему же это 'ваш'? - вызывающе-сердито спросил он. - Это такой же мой дом, как и твой...

- А потому... - с внезапными слезами в голосе, не помня, что говорит, ответила Зиночка, - что это подло!.. бежать!.. гадость!..

Зек вспыхнул. Стоявшие на площадке толстый лощеный господин в серой шляпе и старый человек, похожий на заморенного долголетней работой рабочего, прислушались к разговору. Толстая старая купчиха, с глупым ужасом в заплывших глазах, уставилась на Зиночку.

- А по-моему, подлость и гадость подвергать жизнь других людей опасности из-за своих бессмысленных мечтаний! - краснея кирпичным цветом и раздраженно выталкивая крикливые слова, повысил голос Зек.

- Папа! - возмущенно, как будто ее ударили, вскрикнула Зиночка.

- И совершенно правильно, - как бы в сторону, не глядя на них, пробормотал господин в серой шляпе.

- Чего вы ломаетесь? - продолжал старый Зек, все более и более раздражаясь и чувствуя, что не может чего-то доказать, без чего все-таки в глубине души скверно. - И будьте вы искренни... к чему эти фразы?.. И вам жить хочется, и вы такие же люди, как и мы... Это все позы... Как же, юрой!.. Кого вы этим удивить хотите?..

- Однако мы остаемся же!.. - горячо крикнула Зиночка. - Позы иногда кончаются смертью, а это уже не позы.

- Какие отчаянные!.. - с искренней жалостью охнула купчиха.

- Не все и умирают-с!.. - вдруг откровенно и, нагло повернувшись и зло усмехаясь, заметил господин в серой шляпе. - Ведь вот вы же не остаетесь!..

Зиночка покраснела и растерянно взглянула сначала на него, потом на отца.

- Я!..

Зек вспыхнул, но промолчал.

'Пусть, пусть... это ей уроком будет', - подумал он и обижаясь за дочь, и озлобленно довольный.

- Простите, ваша милость, конечно, оно так, что которые ломаются, отозвался старый рабочий.

Я там ничего не могу сделать... - пробормотала Зиночка умоляюще.

- Так нечего и громкие фразы говорить, - пробормотал Зек, уже жалея ее и раскаиваясь в своей жестокости.

- Простите, ваша милость, конечно, нечего! - опять отозвался рабочий. Говорят, говорят, простите, по молодости... а расплачиваться, простите, приходится нам...

- Вам-то стыдно так говорить... - опять загораясь, возразила Зиночка. За вас же больше всего и идут... вам же лучше хотят... И вам не бежать от товарищей надо, а быть там, с ними...

Рабочий снисходительно посмотрел на нее сверху.

- Нет, уж простите, ваша милость, на это мы не согласны. Мы, простите, прекрасно понимаем, что это для нас делается, но жизни своей, простите, каждому жаль... хоть барышне, хоть рабочему человеку...

- Да ведь... жизнь у вас тяжелая, вы... чем занимаетесь?

- Мы на цинковом заводе, простите, работаем.

- Вот видите, на цинковом! - наивно обрадовавшись повороту разговора, сказала Зиночка, доверчиво глядя в глаза рабочему. Я слыхала, что там самые ужасные условия труда.

- Это, простите, ваша милость, верно... Мало кто и выживет... вздохнул рабочий, и по его испитому- желтому лицу скользнуло что-то грустное и задумчивое.

- Ну, вот видите... - заторопилась Зиночка. - Чего же вам жалеть?.. в крайнем случае, чем смерть хуже такой жизни?

- А вы, простите, ваша милость, об этом рассуждать не можете, вдруг меняясь в лице и зло скашивая обиженные глаза с красными воспаленными веками, резко проговорил рабочий.

- Почему же? - растерявшись, спросила Зиночка.

- А потому... Вы, простите, разума еще не имеете... жить нам не менее вашего хочется... Вы, простите, ваша милость, по молодости лет не знаете, что говорите...

Голос у него был полон злобной и непонятной обиды. Толстый господин торжествующе засмеялся и оглянулся на Зиночку.

- Ну, ты, любезный, потише... - крикнул Зек.

Рабочий хмуро оглянулся на него, но промолчал и только пошевелил тонкими, иссохшими от цинка челюстями.

Зиночка, как побитая кошечка, украдкой пробралась к отцу и испуганно оглядывалась на рабочего. Купчихе стало жаль ее, она вся рассиропилась и, скрестив руки на пухлом животе, жалостливо пропела:

- Вы, барышня, не обижайтесь... Ну, что же, им, конечно, лучше известно, мы, бабы, глупые... не наше это дело...

- А ты зачем барышню обидел? - с внезапной укоризной сказала она рабочему и покачала головой. - Жалости в тебе нет...

- Я, простите, ваша милость, что ж... совсем другим голосом, вдруг ласково взглядывая на Зиночку, сказал рабочий. - Мне только, простите, ваша милость, обидно показалось, что барышня нас, простых людей, словно и за людей не считает... Чай, мы, простите, тоже люди.

- Вы меня не поняли... - тихо пробормотала Зиночка.

- Может, и не понял... Мы, простите, ваша милость, люди темные! вздохнул рабочий и стал смотреть на поле.

Зиночка мало-помалу успокоилась и задумалась, тоже глядя на поле. Опять замелькали перед нею лица Кончаева, Сливина и доктора Лавренко. Массы народа, красные знамена понеслись перед ней, и опять стало расти что-то грандиозное, туманное, и мрачное, и прекрасное. И даже жертвы рисовались ей только в прекрасных образах, полных трагизма, но как-то и без смерти, и без страданий

На даче она пошла в сад, от которого за зиму отвыкла, села на лавочку под кленом, где еще пахло прошлогодними сухими листьями, и этот запах грустно напоминал об осени, и до самого вечера сидела, глядя в темнеющее небо, сквозь тоненькие веточки клена, на первые звезды. Ей хотелось восторженно стать перед кем-то на колени и отдать беззаветно и всецело всю свою молодую жизнь с красотой, ласками, волей и покорным телом.

VIII

Небо было синее-синее, и на нем отчетливо белели залитые весенним солнцем дома, крыши и башни города, пестревшего над зелеными скатами берегового парка и бульваров. Сверху из города было видно такое же синее море, и железный броненосец далеко и одиноко блестел среди его синевы. Все было полно великой радости солнца и дня, все было полно воздуха и яркого света, тени были голубые и прозрачные, все краски ярки и чисты, и казалось, что кроме ярко-синего,