сложно – утром посмотришь на одну из них и скажешь: «Нет, ну ей точно не больше сорока, вполне возможно, что и тридцать восемь». Взглянешь на неё же днём и усомнишься в своём утреннем выводе и вообще в том, а её ли ты видел утром? Вроде бы похожа, но на сорок лет никак не тянет – ей как пить дать около пятидесяти пяти! А вечером её и вовсе не узнать – как есть старуха. Такое создаётся впечатление, будто бы вянут ближе к ночи энские женщины, подобно некоторым цветам, а утром снова расцветают), так мы о толстухе – возраста она скорее постпенсионного, проговорила сахарным голоском:

– О! Какая уютная у вас гостиница! Стоило подняться по лестнице и войти сюда, как я тотчас ощутила себя дома. Редко, поверьте, очень редко возникает такое чувство в отелях, даже в самых дорогих и комфортабельных, – заливала Анфиса с обезоруживающей улыбкой на устах, несмотря на то что несколько минут назад чуть было ногу не сломала на проклятой второй ступеньке, которая служила портье вместо колокольчика – раздался полный отчаяния и страдания стон за дверью, стало быть идёт кто-то.

Женщина в клетчатой бандане зевнула (видимо, до Анфисиного появления она крепко спала от скуки, пригревшись у батареи на своём боевом посту), часто заморгала и с удивлением посмотрела сначала на Распекаеву, потом на её компаньонку.

– А мне-то подумалось, что снится, как кто-то по лестнице поднимается, когда ступенька заскрипела, – ошеломлённо проговорила она и, поправив съехавшую на правое ухо «бандану», продолжила: – Я ещё удивилась, что это Ведрищенко так рано сегодня! Он ведь так рано никогда не приходит! У него ведь, как его жена выгонит, начинается двухнедельный запой!

– Да что вы говорите?! – ужаснулась Анфиса, хватаясь за голову, будто сто лет была знакома с самим Ведрищенко и с его бедной женой, которая периодически выходит из себя из-за мужниного пьянства и прогоняет его в «Энские чертоги», чтобы снова в себя войти.

– Да! Вот так вот! А вы, собственно, кто такие будете? Я вас что-то не видела раньше. Хотя! Постойте, постойте! По городу пронёсся слух, что по Московской дороге к нам пыталась въехать серебристая машина, но так и не смогла. Оно и понятно – там ведь сугроб огромный! Там только весной можно проехать, когда совсем сухо... Так это вы и есть – те, что на серебристой машине приехали?

– Да, да, да! – живо ответила Распекаева, удивляясь, откуда толстуха могла узнать об их с Люсей приезде.

– Ну надо же! А мы все думали, что вас случайно к нам занесло! Где ж вы целый час плутали?

– Вокруг города круги наматывали! Ага, ага, ага, – посетовала Люся и изо всех сил закивала головой. – А вообще я есть хочу, и там фильм мой скоро начнётся! Вот, – заключила она и уставилась на портье.

– Так вы у нас хотите остановиться?! В «чертогах»?! – воскликнула толстуха в бандане.

– А что, у вас ещё гостиница есть? – полюбопытствовала Анфиса.

– Нет, нет, нет! Я подумала, может, вы к кому- нибудь приехали! А вы к нам! А вы к нам! – запела она и, достав из ящика стола пухлый, обгрызенный по углам крысами журнал, в котором красовалось две записи – одна была сделана в ноябре 1992 года, о прибытии некоего Ивана Ивановича Дыркина, вторая – о его отъезде в декабре того же 1992 года. Записей о проживании Ведрищенко не велось, поскольку он был частным гостем отеля и за постой не платил ни копейки. – Сейчас я вас зарегистрирую, – толстуха с удовольствием облизала указательный палец и, сглотнув слюну, с наслаждением принялась выписывать сегодняшнюю дату. – Как вас звать-величать?

– А паспорт вам не нужен? – спросила наша героиня.

– А на какой шут?! У нас, в городе N, люди друг другу доверяют и паспорта не проверяют! Что ж я слепая, что ли, не вижу, что вы – люди приличные, порядочные, интеллигентные. Сейчас всё зафиксируем и ужином займёмся. Только вот телевизора у нас нет – сломался лет десять назад, а починить некому.

– Вот! Вот, Анфис Григорьна! А вы отговаривали меня! Хорошо, я не послушала, с собой телевизор прихватила! Хоть малюсенький, но Кончиту с Хуаном рассмотрю! – восторженно прокричала Люся и опрометью поскакала на улицу, вытаскивать вещи из машины.

– Меня зовут Кларой Тихоновной Зюзиной, а вас как?

– Анфиса Григорьевна Распекаева.

– Оч-чень приятно, так и запишем, – и Клара Тихоновна, дыхнув на шариковую ручку, с аккуратностью первоклассницы, которая начинает писать в новой тетради, вывела имя нашей героини. – А с какой, позвольте узнать, целью вы пожаловали к нам в город? И откуда?

– Из Москвы. Знаете ли, м-м, – Анфиса замялась, но тут же собралась с мыслями и определила цель своего приезда в город N. – Видите ли, Клара Тихоновна, определённых мотивов для временного проживания в вашем чудесном, волшебном городе у нас с сестрой нет, – проникновенно глядя Зюзиной в глаза, затянула Распекаева. – Понимаете, в жизни каждого человека, который является обитателем такого огромного мегаполиса, как Москва, если, конечно, человек этот имеет тонкую душевную организацию, то он в конце концов начинает тяготиться просто ненормальным каким-то столичным ритмом существования. Вот и я затяготилась. Так тошно мне вдруг стало, настолько заела суета первопрестольной, и до такой степени захотелось покоя и тишины, что я всё бросила и, прихватив сводную сестрицу свою – Людмилу Матвеевну Подлипкину, рванула куда глаза глядят – прочь от сутолоки, машин и бетонных стен. Так плутали мы по февральским заснеженным дорогам и совершенно случайно, можно сказать, наткнулись на ваш чудо-город. Тут по обоюдному желанию мы и решили провести месяц-другой, чтобы вдоволь насладиться величественным и строгим молчанием природы, – заключила она и, заметив на себе озадаченный взгляд Клары Тихоновны, поняла, что несколько переборщила насчёт «строгого молчания природы». – Может, купим где-нибудь тут скромный домик, – добавила Анфиса, чтобы развеять сомнения толстухи.

– А! Домик – это дело хорошее! – оживилась та. – Так и запишем: цель приезда – покупка дома, – и чиркнув что-то в журнале, она возбуждённо воскликнула. – Пойдёмте, пойдёмте! А может, вы хотели в разных номерах поселиться? У нас весь этаж пустой!

– Да нет, не стоит! – поспешила отказаться Распекаева – ей не очень-то хотелось платить за два номера.

– Почему не стоит? Вас двое. Неудобно в одной-то комнате! Особенно ночью – знаете, кто, бывает – храпит, а кто и иные какие непотребные звуки издаёт. Днём-то люди себя контролировают, – ввернула она, – а ночью-то весь организм человеческий расслабляется и творит чёрт знает что! Давайте я вам второй номер за половину стоимости сдам!

– Ну что вы, Кларочка Тихоновна, – и Распекаева сердечно прижала толстуху к своей груди – она несколько растерялась, чувствуя, что Зюзиной во что бы то ни стало приспичило сдать им ещё одну комнату и наварить хоть сколько-нибудь денег, потому что истосковались они тут, в городе N, по приезжим. И их можно понять – ни одного постояльца (Ведрищенко не в счёт) с декабря 1992 года – шутка ли! С одной стороны, Анфисе очень хотелось оказать услугу женщине с мужским носовым платком на голове, но с другой – Анфиса не хотела попусту тратить деньги, она это, пожалуй, больше всего на свете не любила. – Какой же вы замечательный человек! Страшно даже становится, не появись мы тут, проскочи мимо города N – никогда бы в жизни не познакомились с вами! – и глаза Распекаевой увлажнились от умиления и тихой радости.

– Ай! Была не была! За четверть стоимости! – махнула рукой Зюзина и надолго заключила в объятия томимую суетой и бетонными стенами москвичку – так, что та едва не задохнулась. Ничего другого ей не оставалось, как выкрикнуть:

– По рукам! Сестрица! Будем в отдельных комнатах проживать! – Люся удивлённо посмотрела на свою хозяйку, открыла было рот – видно, хотела сказать – вы, мол, Анфис Григорьна, обознались, никакая я вам не сестра, но Распекаева так сильно, а главное неожиданно ущипнула свою компаньонку за мягкое место, что у той искры из глаз посыпались, а телевизор чуть было на полу не оказался.

– Ага, ага, ага, ясно! – понимающе закивала Людмила и, нагнувшись, зашептала ей на ухо. – Это чтоб никто не смекнул! Это для пользы дела! Ага, ага, ага, всё ясно! Я только, Анфис Григорьна, жрать хочу до невозможности! – последнюю фразу Подлипкина произнесла громко, чтобы Клара Тихоновна услышала.

– Кларочка Тихоновна, а у вас в гостинице ресторан есть?

– Как же не быть! Конечно, есть! Именно! Ресторан! На первом этаже. Залу минуете и прямо в ресторане окажетесь – там и вывеска есть, только кроме тараканов в нем больше ничего нет. Народу-то нету-тить, а Ведрищенко в городе столуется. Сейчас вам номера покажу, потом сбегаю за Игнатихой, она ужин вам по-быстренькому сварганит...

– А кто такая Игнатиха?

– Это повариха наша. Вкусно готовит – пальчики оближете!

– Зачем бежать – у вас что, телефона нет? Позвонили бы.

– Мы от телефона семь лет как отказались. Только лишние деньги платить! Нам это ни к чему, – объясняла Клара Тихоновна, тяжело переставляя ноги с одной ступеньки на другую.

– Скажите, а ваш директор не будет против, когда узнает, что вы один номер за четверть цены сдали? – Анфиса решила таким образом узнать, кто хозяин гостиницы – что если «Энские чертоги» – так, прикрытие для местного миллионера. Вдруг это то, что надо?! Тогда и искать не придется больше никого – знай себе очаровывай и дело с концом.

– А я и есть – хозяйка! – (планы насчёт миллионера сию же секунду рухнули), – И никто мне не указ, кроме мэра нашего, конечно, но он у нас человек занятой, ему не до гостиницы! Один раз только вмешался – велел переименовать нас в «отель» да стенки снаружи покрасил. Доброго ему здоровья! Вы какие номера предпочитаете – рядом с туалетом или рядом с Ведрищенко? – спросила