— Гм… да… разумеется… — замялся Ричард. — Но… видите ли, Бетси, я… я… признаться… м-м-м… не совсем одет… то есть я совершенно гол… и вовсе не уверен, следует ли мне в таком виде принимать столь уважаемую даму…
— Я тоже должна признаться, милорд, что сейчас едва ли выгляжу подобающим образом… Но я полагаю, мы вполне могли бы обойтись без лишних церемоний… Здесь так темно, что, боюсь, ослепнет даже стыд… если, разумеется, он вас так беспокоит…
Она встала с постели, подошла к двери и плотно закрыла ее, два раза повернув ключ в замке.
Чанслер пистолетами, как мог, прикрыл мужское достоинство и от не-
обычности своего положения покрылся вдруг холодной липкой испариной.
Бетси же в одной ночной рубашке до пола вплотную подошла к своему гостю и всем своим могучим, тяжелым телом прижала его к стене.
— Что вы собираетесь со мною делать… милая Бетси? — простонал Чанслер.
— Раз уж вы, кажется, окончательно проснулись, я думаю, вы могли бы, хотя бы в самых общих чертах, припомнить, что делают мужчины и женщины в подобных обстоятельствах… Но для начала уберите-ка, пожалуйста, эти ваши противные пистолеты! Полагаю, не они вам понадобятся сейчас… К тому же они мне просто мешают почувствовать мужчину… Ведь вы же, надеюсь, настоящий мужчина, не правда ли, милорд?
— Но вы… вы совершенно… совершенно раздавили меня!
— Надеюсь, однако, не настолько, чтобы забыть свой долг джентльмена?
— О, черт подери… какой еще долг?
— Помочь наконец даме раздеться! Полагаю, вам доводилось когда-нибудь делать подобные вещи?
— Но я вовсе… вовсе не хочу… всего этого… черт!
— Пустое, голубчик, пустое! — Она засмеялась неожиданно мягко и добродушно. — Все хотят, и вы захотите… Поверьте моему немалому опыту, милорд!..
С этими словами Бетси буквально закинула своего полупридушенного постояльца в постель и с неожиданной быстротой и легкостью запрыгнула туда сама. Видавшая виды постель натруженно и тяжко затрещала…
— Черт вас возьми! — ругался Чанслер, вступая в неравную борьбу со своей насильницей. — Встаньте с меня… не душите… по крайней мере…
Не бить же мне вас… дьяволица вы эдакая!..
— Разумеется, милорд… Постель, если мне не изменяет память, предназначена вовсе не для этого… Так вы будете наконец делать свое дело или мне выскочить в таком виде на улицу и закричать, что меня насилуют
в собственном доме? Уверяю вас, милорд, наши горожане не любят подобных шуток и по невоспитанности своей могут слегка вздернуть вас на ближайшем фонаре. Впрочем, я уверена, до этого не дойдет. Вы мне еще хотели что-то сказать, милорд?
— О господи! — взмолился несчастный капитан. — Скажите же, по крайней мере, что с моим другом и где он сейчас.
— Но вчера вы уже спрашивали об этом, и я, помнится, сказала, что он был ранен и потерял очень много крови. Однако сейчас… да угомонитесь ли вы наконец, милорд? — Бетси решительно пресекла попытку Чанслера вскочить с постели. — Однако сейчас у него все в порядке: я вытащила из его плеча пулю, а моим мазям и примочкам могут позавидовать даже королевские лекари… Надеюсь, через неделю- другую ваш приятель сможет встать на ноги, а еще через десяток дней после того с помощью Божией…
— О, черт! — в ужасе воскликнул Чанслер. — Что вы такое несете?
— Ах, как вы невежливы, право! — поджав губы и покачав головой, промолвила Бетси. — Но не находите ли вы, милорд, что мы с вами слишком заболтались? Извольте-ка тотчас стать настоящим мужчиной и джентльменом, иначе я вынуждена буду ославить вас на всю Англию!
И капитан Ричард Чанслер вдруг понял, что обречен. Он глубоко вздохнул, недоуменно пожал плечами, криво усмехнулся и… отдался Малютке Бетси!..
Глава X
…В Нидерландах капитан Чанслер оказался неспроста.
В первых числах ноября 1551 года, буквально через несколько дней после возвращения из трудного, но такого удачного средиземноморского плавания, его пригласил к себе домой Томас Грешем. После изысканного обеда в уютной малой, или рабочей, как здесь говорили, столовой они перешли в такой же малый, или рабочий, кабинет и расселись в креслах
у камина друг против друга.
— Вы знаете, Ричард, — сказал тогда Грешем, — на днях я собираюсь
по некоторым неотложным делам на континент, и мне бы хотелось обсудить с вами кое-какие весьма важные вопросы. Но прежде всего — как вы себя чувствуете после столь длительного и нелегкого путешествия?
— О, сэр Томас, я никогда не чувствовал себя лучше!
— Надеюсь, ваши финансовые дела тоже на высоте?
— После такого плавания и благодаря вашей постоянной щедрости
я стал, кажется, настоящим богачом!
— О, я думаю, вы несколько преувеличиваете размеры своего состояния, — улыбнулся Грешем, потягивая вино из великолепного бокала венецианского стекла. — Но знаете, Ричард, вы могли бы многократно приумножить ваши средства и стать действительно богатым человеком, доверься вы одной из нашей банкирских контор в Сити.
— Я был бы счастлив, если бы такой конторой стала ваша, сэр Томас.
— Превосходно! Благодарю вас, Ричард. Полагаю, вам никогда не придется раскаяться в принятом решении. Зайдите как-нибудь к сэру Томасу Одричу. Я уверен, он наилучшим образом устроит все ваши финансовые дела. Он предупрежден и ждет вас…
Они допили вино, после чего Грешем спросил:
— Что бы вы сказали, Ричард, попроси я вас снова отправиться на континент?
— О, сэр Томас, вместе с вами? С восторгом!
— Увы, дорогой Ричард, нас ожидают разные дороги старушки Европы…
— Я готов, сэр Томас!
— Благодарю вас, Ричард. Поверьте, я не сомневался в вашей дружбе
и готовности помочь мне в наиболее тонких, деликатных и, я бы сказал, тайных делах. Еще раз благодарю вас. — Грешем снова наполнил оба бокала. — На этот раз я хотел бы просить вас с головой окунуться в большую политику.
Лицо Чанслера вытянулось от удивления.
— Но, сэр Томас, я никогда ею не занимался и вовсе не уверен, что это было ошибкой с моей стороны…
— Кто знает, друг мой, кто знает… То дело, которое я бы хотел предложить вам по возвращении с континента, может быть связано с очень большой, даже самой большой политикой… Попробуйте сейчас свои силы перед главным делом вашей жизни!
За многие годы близкого знакомства с этим человеком Чанслер хорошо изучил манеру Томаса Грешема разговаривать либо подчеркнуто прямо-
линейно, либо некими полузагадками, недомолвками. Все зависело от собеседника и темы разговора. Грешем был великим мастером общения!
Чанслер насторожился:
— Что вы хотите этим сказать, сэр Томас?
— Видите ли, дорогой Ричард, — тихо и задумчиво проговорил Грешем, — у меня сложилось такое
