жил А. А. Бестужев.
Главные деятели Северного общества собирались у Рылеева. Пущин сразу вошел в центр организации восстания. Здесь вырабатывался план действий, обдумывались и составлялись проекты манифеста от имени временного правительства. Отсюда исходили указания руководителей отдельных отраслей Тайного общества при воинских частях.
Пущин считал, что основы государственного строя России должны быть определены представителями всего народа после успешного завершения восстания. Он распространял списки проекта конституции, составленного H. М. Муравьевым, поручал Бриггену, Кашкину и другим участникам Тайного общества переписывать его. Благодаря Пущину дошел до нас наиболее полный текст муравьевской конституции в списке К. Ф. Рылеева. Но Пущин распространял эти списки не в качестве агитационного документа, а для того, чтобы члены общества могли представить свои замечания на него.
Среди участников революционного движения большинство составляли военные. Из общего числа около 580 подозреваемых, находившихся в поле зрения следователей, их было 456 человек. Из них изрядное число генералов, очень много штаб-офицеров: полковников, подполковников и майоров. Было несколько человек, занимавших крупные места в гражданском ведомстве.
Участники декабристского движения были дворянскими революционерами. Замышляя переворот, они не представляли себе возможности совершить его при содействии народных масс. Они полагали достаточным обещание офицеров – членов Тайного общества – присоединить к восстанию подчиненные им войсковые части. Но высшее офицерство в лице генералов М. Ф. Орлова, М. А. Фонвизина и других уклонилось в последний момент от участия в восстании. Полковники С. П. Трубецкой и А. М. Булатов и некоторые другие участники заговора, выказавшие во время отечественной войны отличную храбрость и умение командовать своими отрядами, оказались непригодными к руководству восставшими полками. Младшие офицеры, обещавшие выйти на площадь со своими частями, сумели привести довольно внушительные силы, но не были подготовлены к использованию их для достижения целей общества. И все-таки дело декабристов не пропало бесследно.
Характеризуя декабристов как революционеров дворянских, говоря о том, что они «бессильны без поддержки народа, В. И. Ленин подчеркивал вместе с тем, что они «помогли
И. И. Пущин обладал достоинствами и разделял ошибки дворянских революционеров. Подобно другим руководителям движения, он считал, что главная тактическая задача Тайного общества заключается в привлечении к восстанию возможно большего числа начальников войсковых частей, даже небольших количественно. Вот почему еще в ноябре 1825 года он писал из Москвы своему брату Михаилу, что должен будет в Петербурге сообразоваться с его действиями, полагая, что брат сумеет вывести на площадь свой Конно-пионерный эскадрон. На следствии братья Пущины отрицали это обстоятельство – конечно, из соображений самозащиты.
В обширной литературе о взаимоотношениях Пушкина с декабристами остается до сих пор нерешенным вопрос о том, имен ли Пущин в виду, как об этом рассказывает в своих Записках декабрист Н. И. Лорер, привлечь великого поэта к непосредственному участию в восстании, или просто хотел видеться с ним перед решающим моментом революционного движения.
В 1930 году М. В. Нечкина опубликовала не известный до того времени отрывок из Записок декабриста Н. И. Лорера. Вот что сообщает Лорер о своей встрече на Кавказе, вскоре после смерти поэта, с его младшим братом Львом Сергеевичем: «Однажды мы пошли с ним бродить по Прочноокопской станице… Лев Сергеевич… рассказал мне одно обстоятельство из жизни поэта, не всем известное… Однажды он получает от Пущина из Москвы письмо, в котором сей последний извещает Пушкина, что едет в Петербург и очень бы желал увидеться там с Александром Сергеевичем. Не долго думая, пылкий поэт мигом собрался…»
Как известно, поездка эта не состоялась. Что же касается письма Пущина к поэту, то иных сведений о нем не имеется. Нового в рассказе Лорера только то, что Пушкин собирался в декабре 1825 года выехать из Михайловского в Петербург именно по вызову Пущина.
В комментариях к приведенному выше отрывку из воспоминаний Лорера говорится, что его сообщение «с точки зрения историка декабристов… не противоречит ни датам, ни детальной фактической истории восстания 14 декабря… Веря в восстание во время его подготовки и считая, что оно одним ударом может все разрешить, Пущин, возможно, и захотел, чтобы А. С. Пушкин не остался чужд этому решительному моменту, и вызвал его письмом в Петербург. Ясно, что речь шла не о простом свидании друзей». Это заключение М. В. Нечкиной повторено в ряде ее последующих работ, в которых затронута тема об отношении Пушкина к движению декабристов.[9]
Версия о вызове Пущиным своего друга в декабре 1825 года для участия в восстании трактуется в более уверенном, но менее доказательном виде в работах А. М. Эфроса о рисунках Пушкина, связанных с историей декабристов. Здесь имеется даже утверждение, что Пущин «приобщил» поэта в январе 1825 года к «заветному делу», то есть к заговору.[10]
Пущин в 1825 году не менее, чем в 1858 году, был уверен, что Пушкин «всегда мыслил» о революционном движении декабристов «согласно» с ним самим и проповедовал «в смысле» Тайного общества своими стихами и прозой.[11]
Есть еще одна часть вопроса об отношении А. С. Пушкина к Тайному обществу, связанная с Записками его лицейского товарища и требующая разъяснения в очерке о Пущине. В письме к M. A. Бестужеву от 12 июня 1861 года декабрист И. И. Горбачевский коснулся, между прочим, рассказа Пущина о том, почему он не решился привлечь Пушкина в Тайное общество. Горбачевский заявлял в письме к Бестужеву, что членам Тайных обществ было Верховной думой «запрещено знакомиться с Пушкиным». Но Горбачевский, несмотря на свою превосходную память, напутал в рассказе об отношении Верховной думы к Пушкину. Главная управа Южного общества могла официально запретить что-либо Горбачевскому и другим членам Общества соединенных славян только после сентября 1825 года, то есть после слияния этих двух организаций. Но тогда уже не приходилось запрещать заговорщикам «знакомиться с поэтом Пушкиным на юге», так как поэт с августа 1824 года находился в ссылке в селе Михайловском Псковской губернии.
Большой интерес представляет письмо сына декабриста С. Г. Волконского к биографу Пушкина, академику Л. Н. Майкову, от 18 июля 1899 года. «Не знаю, – писал М. С. Волконский, – говорил ли я вам, что моему отцу было поручено принять его [Пушкина] в общество и что отец этого не исполнил. «Как мне решиться было на это, – говорил он мне не раз, – когда ему могла угрожать плаха, а теперь, что его убили, я жалею об этом. Он был бы жив, и в Сибири его поэзия стала бы на новый путь».[12] Известно, что С. Г. Волконский был убежденным участником заговора и наиболее близким к руководству Тайного общества.
В своих обширных воспоминаниях, написанных в начале 60-х годов и опубликованных спустя сорок лет после его смерти, М. И. Пущин уверяет, что он совершенно не был причастен к заговору и восстанию декабристов. Понятно, что в тогдашних условиях, да еще в то время, когда Александр II восстановил М. И. Пущина в генеральском чине и назначил его комендантом Бобруйской крепости, он иначе не мог писать.
Но в этих же воспоминаниях М. И. Пущин извратил также роль своего покойного брата Ивана Ивановича в историческом подвиге декабристов. Неправильное изложение этой роли перешло в некоторые общие работы о декабристах и в мои прежние статьи о первом бесценном друге великого поэта.
И. И. Пущин считал царя главным виновником «горестного состояния отечества» и «зла существующего порядка». Он не был сторонником цареубийства, но не был также противником совершения государственного переворота революционным путем. Положительное отношение И. И. Пущина к насильственному введению конституционного управления страной при народном, демократическом представительстве, его решительность при подготовке вооруженного восстания, стойкость в день 14 декабря на Сенатской площади, уверенность в успехе восстания доказаны документально.
На заявление следственной комиссии о показании Рылеева, который сообщил, что Трубецкой поручил ему вместе с Пущиным заставить сенат распубликовать манифест к народу русскому о введении нового правления, Пущин ответил: «В полной мере утверждаю показание сие… поручение сие… было обще нами признано в совещании за нужное». Ответ Пущина проникнут характерным для всего его поведения во
