— Как ты думаешь, сколько люди могут прожить без еды?
— Не знаю.
— Ну, а сам ты как думаешь?
— Несколько дней, наверное.
— И что потом? Падаешь замертво?
— Ну да.
— Представь себе, нет. Это долгий процесс. У нас есть вода. Это — самое главное. Без воды долго не продержишься.
— Хорошо.
— Ты мне все равно не веришь.
— Не знаю.
Он внимательно смотрел на сына. Стоит, засунув руки в карманы широченного пальто в тонкую полоску.
— Думаешь, я тебе вру?
— Нет.
— Но считаешь, могу обмануть — не сказать про близкую смерть?
— Да.
— Ладно. Наверное, могу. Только мы не умираем.
— Хорошо.
Он часто рассматривал небо. Бывали дни, когда тучи пепла редели, и тогда на снегу появлялись еле заметные тени от стоящих вдоль дороги деревьев. Продолжали двигаться вперед. Мальчик шагал с трудом, отставал. Отец подождал его, проверил онучи, покрепче затянул завязки. Как только снег начнет таять, ноги тут же промокнут. Часто останавливались перевести дух. Сил тащить сына на руках у него не было. Примостились на рюкзаке и съели по пригоршне грязного снега. К полудню снег начал таять. Миновали сгоревший дом, от которого осталась посреди двора одна кирпичная труба. На дороге провели весь день, те немногие часы, которые можно считать днем. Прошли мили три, не больше.
Решил, что никому в голову не придет отправиться в путь по такой погоде. Как потом выяснилось, ошибался. Остановились на ночь почти на самой дороге, развели огромный костер. Он выуживал из снега ветки и бросал их в языки пламени. Шипение, пар. Не согреться. Те немногие одеяла, что у них были, тоже не могли защитить от холода. Старался не уснуть. Вздрагивал, и просыпался, и искал на ощупь револьвер. Мальчик так исхудал. Изможденное лицо, ввалившиеся глаза. Странная красота. Поднялся, и натаскал побольше веток, и бросил в костер.
Утром вышли на дорогу, остановились. На снегу — колеи. Повозка. Что-то на колесах. Шины резиновые, судя по ширине отпечатков. Следы подошв между колеями. Кто-то прошел здесь ночью. На юг. Самое позднее — на рассвете. Двигаются по ночам. Стоял и размышлял. Внимательно рассматривал отпечатки: люди прошли в пятидесяти футах от костра и даже не притормозили. Стоял и смотрел на дорогу у себя за спиной. Мальчик не спускал с отца глаз.
— Надо уйти с дороги.
— Почему, пап?
— Сюда идут.
— Плохие люди?
— Боюсь, что да.
— А может, хорошие. Может ведь?
Он не ответил. По старой привычке посмотрел на небо, ничего там не увидел.
— Что нам теперь делать, пап?
— Пошли.
— Мы можем вернуться к костру?
— Нет. Пойдем. Скорее всего, у нас не так много времени.
— Очень хочется есть.
— Знаю.
— Что будем делать?
— Надо переждать. Уйти с дороги.
— Они заметят наши следы?
— Да.
— И что же тогда делать?
— Не знаю.
— Они поймут, кто мы?
— Что?
— Ну, когда увидят наши следы. Поймут, кто мы?
Посмотрел на их собственные отчетливые отпечатки ног на снегу.
— Догадаются. Остановился.
— Надо подумать. Пошли к костру.
Сначала он решил, что надо найти участок дороги, где снег совсем растаял, но потом сообразил, что это не поможет. Наоборот, может вызвать подозрения: следы были и внезапно исчезли. Закидали костер снегом и отошли в лес, покружили там, вернулись назад. Торопились оставить после себя лабиринт следов и уйти лесом на север, не упуская из виду дорогу.
Место, что они выбрали, находилось на возвышении, оттуда хорошо было наблюдать за дорогой и ее окрестностями. Смотри хоть вперед, хоть назад. Расстелил полиэтилен на мокром снегу, укутал мальчика в одеяла.
— Тебе будет холодно. Но, надеюсь, долго мы тут не задержимся.
Меньше чем через час на дороге показались два человека. Мужчины. Идут быстрым шагом, почти бегут. Когда пронеслись мимо, он встал поглядеть, что они будут делать. Стоило ему выпрямиться, как они остановились и один обернулся. Отец замер. Закутан в серое одеяло, так что не особенно выделяется на фоне серого пейзажа, но кто его знает… Может, уловили запах дыма. Постояли, поговорили. Пошли дальше. Он сел.
— Все в порядке, — сказал сыну. — Только нужно подождать. Но, думаю, все обошлось.
Уже пять дней у них крошки во рту не было. И спали мало. Обессилевшие, голодные, на окраине небольшого городишка набрели на старинную усадьбу, расположившуюся на холме над дорогой. Мальчик стоял, не отпуская его руки. Снег на асфальтированной дороге почти весь растаял. Не было его ни в полях, ни в лесу на южной стороне. Стояли перед домом. Онучи давно прохудились, ноги стыли от холода и сырости. Дом — высокий, величественный, с белыми дорическими колоннами при входе. Крытая подъездная арка сбоку. Гравийная дорога вьется по полю среди мертвой травы. Удивительно, но все оконные стекла целы.
— Что это за дом, пап?
— Ш-ш-ш, давай помолчим и послушаем.
Ничего подозрительного. Только ветер шелестит сухими ветками придорожного кустарника да неподалеку что-то скрипит — может, дверь, а может, ставень.
— Пожалуй, надо войти.
— Папа, давай не пойдем.
— Не бойся.
— Нам не надо туда идти.
— Не бойся. Надо же посмотреть.
