— Библии, слава Богу, есть везде, а преподобный Уилкинс всего один.
— Он проповедует в государственной церкви, разве нет.
— Да. В церкви Святого Лаврентия Еврейского.
— Тогда тебе нет нужды ехать.
(Подразумевая, что туда четверть часа ходьбы.)
— Чума, отец. Сомневаюсь, что за последние месяцы он хоть раз побывал в городе.
— А как же его паства.
Даниель едва не выпалил: «Ты про Королевское общество?», что в другом месте (только не здесь) расценили бы как остроту.
— Все разбежались, отец, те, что не умерли.
— Высокоцерковники, — пояснил для себя Дрейк. — Где сейчас Уилкинс.
— В Эпсоме.
— С Комстоком. О чём он только думает.
— Не секрет, что вы с Уилкинсом оказались по разные стороны ограды.
— Золотой ограды, которой Лод окружил престол Божий! Да.
— Уилкинс не меньше тебя ратует за веротерпимость Он надеется реформировать церковь изнутри.
— Да, и уж кто
— Уилкинс в Эпсоме не дискутирует о религии. Он занимается натурфилософией.
— Странное же место он выбрал.
— Сын графа, Чарльз, из-за чумы не может учиться в Кембридже. Уилкинс и несколько других членов Королевского общества приглашены к нему в качестве наставников.
— А! Ясно! Это место, где ему предоставили стол и кров.
— Да.
— Что ты надеешься узнать от преподобного Уилкинса.
— Всё, чему он захочет меня научить. Через Королевское общество Уилкинс связан со всеми видными натурфилософами Британских островов и со многими на Континенте.
Дрейк задумался.
— Ты просишь у меня финансовой помощи, дабы ознакомиться с
— Да, отец.
— Смелое допущение.
— Не настолько, как ты думаешь. Мой друг Исаак — я о нём рассказывал — говорил о порождающем духе, который пронизывает всё. Благодаря этому духу из старого рождается новое. Коль не веришь мне, спроси себя: как цветы растут из навоза? Почему в мясе образуются личинки мух, в корабельной обшивке — черви? Почему отпечатки раковин появляются на камнях вдалеке от моря, и новые камни вырастают на пашне после того, как собран урожай? Тут явно действует какой-то организующий принцип, незримо наполняющий бытие. Чрез него мир может обновляться, а не только гнить.
— И всё же он гниёт. Выгляни в окно! Прислушайся к колокольчикам! Десять лет назад Кромвель переплавил сокровища короны и дал людям свободу вероисповедания. Сегодня тайный папист [15] и холуй Антихриста [16] правят Англией; из английского золота льют чаши для королевских оргий, а мы, истинно верующие, должны отправлять богослужения тайно, как первые христиане в языческом Риме.
— Порождающий дух требует пристального изучения отчасти и потому, что может вызвать в том числе дурные последствия. В каком-то смысле пневма, заставляющая бубоны расти из живого тела, может быть сродни той живой силе, которая заставляет грибы появляться из земли после дождя, но одни проявления мы находим пагубными, другие — благими.
— Ты думаешь, Уилкинс знает об этом больше.
— Я пытаюсь объяснить само существование таких, как Уилкинс, и его клуба, который теперь зовётся Королевским обществом, а также других объединений, например, академии господина де Монмора в Париже…
— Понимаю. Ты считаешь, что тот же дух действует в
— Да, отец, и в самой почве страны, породившей так много натурфилософов за столь короткое время, к большой досаде папистов. — Выпад в сторону папистов делу не повредит. — И как крестьянин, глядя на всходы, уверен в будущем урожае, так и я не сомневаюсь, что за последние месяцы эти люди достигли многого.
— Но зачем это надо перед самым светопреставлением.
— Всего несколько месяцев назад, на последнем собрании Королевского общества, мистер Даниель Кокс сообщил, что в лайнских меловых карьерах живое серебро струится по дну выработок словно вода. И лорд Берстон сказал, что ртуть обнаружили также в Сент-Олбанс, в яме пильного станка.
— По-твоему, значит.
— Может быть, все эти непомерные разрастания — натурфилософия, чума, власть короля Людовика, оргии в Уайт-холле, меркурий, бьющий ключом из земных недр, — необходимые приготовления к концу света. Порождающий дух прибывает, как вода в прилив.
— Это всё очевидно, Даниель. Я просто сомневаюсь, что следует продолжать твои штудии, когда последние дни уже наступили.
— Одобришь ли ты крестьянина, который даст своему полю зарасти сорняками, потому что близится конец света?
— Разумеется, нет. В твоих словах есть резон.
— Коли мы обязаны наблюдать все знаки грядущего светопреставления, то отпусти меня, отец. Ибо если эти знаки — кометы, то первыми о них узнают астрономы. Если чума, то…
— …врачи. Да, я понял. Ты хочешь сказать, будто люди, изучающие натурфилософию, способны получить некое особое знание — проникнуть в тайны Божьего мира, которые обычный человек не может вычитать из Библии?
— Э… мне кажется, это именно то, что я пытаюсь сказать.
Дрейк кивнул.
— Так я и думал. Что ж, Господь дал нам мозги ради какой-то цели, и грех ими не пользоваться. — Он встал, отнёс тарелку на кухню, потом подошёл к конторке в передней и достал причиндалы, необходимые, чтобы писать пером на бумаге.
— Монет у меня сейчас маловато, — проговорил он, чередуя яростную скоропись с длинными цветистыми росчерками, словно бретёр, выписывающий шпагой хитрые вензеля.
Мистер Хам, прошу выдать подателю сего один фунт (?1) из моих средств, вверенных вашему попечению.
— Что это, отец?
— Обязательство золотых дел мастера. Ими стали пользоваться примерно о ту пору, когда ты отправился и Кембридж.
— Почему «подателю сего»? Почему не «Даниелю Уотерхаузу»?
— В этом-то вся и прелесть! Ты мог бы, при желании, оплатить данной распиской долг в один фунт — просто вручил бы её кредитору, а тот пошёл бы к Хаму и получил фунт звонкой монетой. Или оплатил бы ею свои долги.
— Ясно. В таком случае эта бумага означает просто, что я могу прийти в Сити и предъявить её дяде Томасу или любому другому Хаму…