В чьи попки тощие отвагаВбивалась пряжками отцов.Цвели московские мальчишкиБутонами музейных «Ах!»,А мы в пристенок били фишкиВ отцовских порванных штанах.С утра и до заката солнцаПод крик охрипших матерейМы колесили по болотцам,Любуясь глупостью своей.От Паваротти не балдели,Не пялили глаза в Дали.Мы были заняты: мы елиБолотных теноров любви.Не церемонясь в этикете,Спешили их освежевать.Важнее всех искусств на свете —Искусство брюхо набивать.Но по ночам, под птичьи трели,В большой разгул хмельной весныИ мы, сопливые, смотрелиИскусствоведческие сны.Я помню: лишь глаза прикрою —Как налетал «Девятый вал».Я представлял себя героем,В руках сжимающим штурвал.Но сон недолог. Утро блескомТекло в оконное стекло,И рассыпались грёзы с треском,Шальным мечтам моим назло.Я матерел. Черствел душою.Судьбе экзамены сдавал.И был любовию большоюСражен однажды наповал.Мы все рабы ее, с рожденьяДо самой крышки гробовой.В обмане сладких наважденийМы тонем вместе с головой.Двадцатый век стекал во Время.Лишь «дали были голубы».Старело и редело племяВчерашних баловней судьбы.И я, с полсотни лет отмерив,Перешагнув лихой рубеж,Купил навскидку, не примерив,Пиджак последний, цвета беж.Но в возрасте седого деда,Больной, почти уже дебил,Я встретил вдруг Искусствоведа.И вдруг – искусство полюбил.
6 сентября
Хорошая ты наша, Натали,Проснешься поздно и одаришьвзглядом.Осенняя ты наша, о любвиСлова мои сентябрьскимлистопадом.Но даль тиха. И небо голубо.Природа нарядилась в ожиданье.Знать, тишину короновал сам Бог,Боясь встревожить нежное созданье.Души моей суровая печать,Поспи еще – сегодня выходные.Дай строгости немного помолчать. А там – нас закружат дела земные: