не боится пришедших к нему людей. Архип Лукич с интересом изучал брата Музы. Родные брат и сестра, а такие разные. Стас высокий, черты лица у него жесткие, держится чуть свысока. Муза – полная его противоположность. С первой же минуты общения с ее братцем Архип Лукич угадал в Стасе натуру, способную на мелкие пакости. А где мелкие, там и крупные. Щукин не стал ходить вокруг да около, как обычно делал в начале диалога с интересующим его субъектом, а пошел в открытую, считая, что данного представителя человеческой породы легче смутить прямотой:
– Где вы были вчера с половины одиннадцатого до двенадцати ночи?
Чаще всего люди, слыша этот стандартный вопрос следователя, за которым плохо скрыто подозрение в преступлении, смущаются, пугаются – короче, как-то реагируют, даже если ничего не натворили. Такова природа человека – он боится всего и подсознательно готов к худшему, на всякий случай. Стас даже бровью не повел, но тоже стандартно спросил:
– А почему вас интересует мое вчерашнее местопребывание?
– Мне бы сначала хотелось получить ответ на мой вопрос.
– Пожалуйста: я был дома.
– Кто это подтвердит?
– Жена. Старший сын. Я его вчера загонял в постель как раз в одиннадцать.
В ответе Стаса Щукину не понравился тон. Тригуб с показным удовольствием выложил алиби. За его словами так и читалось: что, сцапали?
– А пятнадцатого мая? Вы, разумеется, не помните, где были в это же время? – продолжил Щукин.
– Пятнадцатого? – слегка задумался Стас. – Что случилось тогда?
– На мужа вашей сестры было совершено покушение.
И тут Стас расхохотался. Он хохотал громко, с завышенной эмоциональностью, не совсем естественно. Щукин спокойно ждал, когда же он отсмеется. Ждал бесстрастно, переводя взгляд то на руки, то на фигуру, то на лицо, замечал малейшие сдвиги в поведении. Значение тут имеет абсолютно все, даже то, как раздуваются ноздри у подозреваемого.
– Меня подозреваете? – закончив смеяться, но улыбаясь, спросил Стас. – Если б я в него стрелял, то, уверяю вас, попал бы.
– Вы так не любите его? – Архип Лукич не сделал акцента на вопросе.
– Кого? Валентина? Я к нему равнодушен. И то лишь потому, что он муж моей сестры. А обычно я не люблю жлобов.
– Валентин жлоб? – удивился Щукин. – Я не заметил.
– Потому что не сталкивались с ним.
– Так вы не помните, где были пятнадцатого мая?
– Огорчу вас, – не без удовольствия сказал Стас. – Помню. Ведь в нашей семье случилось событие из ряда вон. В тот вечер я находился на даче. Мама, папа, сестра Ангелина и друг семьи Софрон Леонидович имели честь лицезреть меня в полный рост. («По-видимому, это юмор у Стаса», – подумал Щукин.) Мы готовили дачу к сезону, мыли, скребли, мели. Надеюсь, свидетелей достаточно?
– Конечно. Извините за беспокойство.
Все трое расселись в машине с чувством глубокого неудовлетворения, что и подтвердил Вадим:
– Не скажете, Архип Лукич, чего он так скалился?
– Скажу. У него есть алиби, а нас он считает лохами. Поэтому алиби проверим. Вы поедете к его жене, я встречусь с родителями Тригуба. К сожалению, если алиби подтвердится, он окажется прав – мы…
Станислав Тригуб – единственный подозреваемый. Хотя по идее это Валентин должен был угрожать Стасу, даже стрелять в порядке устрашения за невыплаченные деньги. Тем не менее у Стаса есть повод поиздеваться над Валентином – семь штук долларов, которые его вынудили выплатить, соответствуют семи выстрелам. Это приличные деньги, для большинства граждан так и вовсе баснословные. К тому же за покушение много не дадут, а хороший адвокат еще и выкрутит так, что виноватым станет Валентин, мол, его-то и следует посадить в тюрьму за провокационные действия. Но если алиби подтвердится, где тогда искать концы? Ответ даст только ископаемый пистолет «вальтер» тридцать восьмого года рождения. Но сам он не прибежит в прокуратуру к Щукину, его надо найти. Если у Стаса будет алиби, то без оснований никто не выпишет ордер на обыск.
Обо всем этом Щукин думал в кабинете до приезда ребят. Алиби подтвердилось: вчера Стас Тригуб весь вечер находился дома и действительно загонял сына спать.
– У Шляпы был сообщник, – напомнил Вадик, видя, как огорчился Архип Лукич. – Может, это он приходил вчера к дому Валентина, обеспечивая алиби Стасу?
– Все может быть, – проворчал Щукин. – Ладно, ребята, на сегодня свободны.
И только когда оперативники ушли, ему пришла в голову очередная мысль, требующая срочного подтверждения. Архип Лукич позвонил Музе и через час был у нее.
– Я приехал узнать адрес ваших родителей. Вот такой я бестолковый, – улыбнулся он. – Где они живут?
– Сейчас на даче, – растерянно пробормотала Муза. – С весны они живут на даче, там свежий воздух… Зачем вам родители?
– Я же говорил: мы опрашиваем всех, кто так или иначе входит в круг общения вашего мужа. Послушайте, Муза… – Настал момент для главного вопроса, ради которого Щукин и приехал к ней. – …а вас не преследует мужчина, скажем, задавшийся целью оторвать вас от мужа?
– Я не понимаю, о чем вы, – растерялась она.
– Ну… – протянул Щукин с улыбкой. – Такая красивая женщина должна пользоваться повышенным вниманием у мужчин…
– Ах, вот что! – оскорбилась Муза. – Не буду рассказывать сказки, будто мужчины мне не дают прохода, потому что это будет неправда. Ни явного, ни тайного воздыхателя у меня нет. Я не получала писем, и за мной никто не ходит, домогаясь меня.
– Не сердитесь, Муза. Я же следователь, в мою обязанность входит выяснить подробности не только о Валентине, но и о его семье тоже.
– Значит, вы до сих пор не предполагаете, кто это был, – расстроилась она.
– Расследование, Муза, не такое простое дело. Извините, мне пора.
В этот же день поздно вечером Валентин развез «безлошадных» товарищей по домам. Работа заканчивалась поздно, а с территории дач ночью ничем не выедешь. Днем строители трудились, возводя стены второго этажа, а когда темнело, переходили на отделочные работы внизу. Высадив последнего парня, Валентин развернул машину и поехал домой. В это время только в самом центре города еще кипит жизнь, но стоит лишь немного удалиться от центра – попадаешь в тишину и пустоту, только окна в домах светятся.
Поначалу Валентин не заметил, что за ним едет автомобиль, а когда заметил – не придал этому значения. Но вот машина, ехавшая сзади, приблизилась, подошла так близко, что возникла даже угроза столкновения. Валентин воспринял маневры водителя как вызов к гонкам. Гонки чаще всего устраивают юнцы на крутых тачках, подаренных богатыми папочками, а машина сзади крутой не была. Но кто знает, может, и на обычных машинах какие-то сумасшедшие гоняют. Валентин почти съехал на обочину, уступая дорогу, что означало: вызов не принимаю. Он устал устраивать гонки и доказывать свое превосходство в автомобилевождении, как доказывают многие экстремалы по ночам, у него желания не было никогда.
Фары сзади погасли, и это несколько озадачило Валентина. Он еще сбавил скорость, чтобы второй автомобиль спокойно проехал мимо.
Внезапно раздался удар – авто сзади врезалось в багажник машины Валентина и тут же отъехало немного назад. Удар был несильный, но ощутимый.
– Охренел?! – высунулся в окно Валентин. – Пить надо меньше!
Визг тормозов и рев мотора, и… последовал следующий удар по заднему бамперу и звук разбившегося стекла – кажется, у таранившего авто вдребезги разлетелась фара. Валентин даже подпрыгнул от удара. Он хотел выдать очередную тираду брани, но тут до него дошло, что в машине сзади сидит ОН. Тот, кто стрелял в него!
– Какого черта? – закричал ему Валентин и, не дожидаясь, когда его прикончат на дороге, нажал на газ.
