бизнеса застрелили, извините, мне не жаль. А с Валентином произошла, мне кажется, случайность. Во всяком случае, другого объяснения у меня нет. Теперь извините, мне пора на урок.
– Ваш муж уже уехал?
– Кто вы? – вымолвила Муза, прикидывая, когда следует закричать, причем закричать так, чтоб поднять весь район. Наверное, кричать надо, когда человек, силуэт которого она сейчас видела, войдет в гараж.
– Следователь, – ответил Щукин.
Она не рассмотрела его, потому что дневной свет и свет от лампочки находились позади мужчины. Зато прекрасно поняла, каково было Валентину, когда человек в черном стрелял в него, а лица его муж не видел. Это очень страшно. А если в гараж вошел не следователь? Тогда отсюда не выберешься.
Муза оторвалась от стены, к которой прижималась спиной, сделала несколько шагов навстречу мужчине:
– Я не вижу вас.
Да, это был следователь. Разом у нее ослабли ноги. Муза добралась до кресла и упала в него. Ну, почему, почему тот мистер «икс» в черном сделал невыносимой ее жизнь, почему он заставил бояться каждого шороха?
– Вы напуганы? – участливо спросил Щукин.
– Немножко, – теперь Муза улыбнулась, стесняясь своего страха. – Вы появились неожиданно… А Валентин уехал на работу.
– Жаль. Я подъехал, смотрю – гараж открыт, значит, думаю, Валентин собирается выехать. Простите, не хотел напугать вас. Может, вы подскажете, где живет Регина…
– Аркадьевна? Безногая старушка? Зачем она вам?
О, эти любопытные глазки слишком сообразительны. Именно по глазам Музы Архип Лукич прочел, что она сейчас соединила имя старушки с покушением на мужа, в ее зрачках мелькнул огонек надежды. И тут же погас. Видно, связи она не находила, поэтому растерялась.
– Вы ее знаете? – не ответил на вопрос Щукин.
– Конечно. Валентин меня знакомил с ней, раз в неделю он навещает ее… – Интонация Музы окрасилась незаданным вопросом: при чем здесь старушка?
– Насколько мне известно, Регина Аркадьевна не родственница ему, совершенно чужой человек, – якобы не понял Щукин, о чем хочет знать Муза. – Так почему он уделяет Регине Аркадьевне столько внимания?
– Скажите, – разволновалась она, – Регина Аркадьевна что-то знает?
– Знает о чем? – вновь прикинулся непонимающим Щукин.
– Она знает, кто стрелял в моего мужа?
– Полагаю, она вообще не знает, что в него стреляли, – сказал Архип Лукич, посмеиваясь про себя над наивностью Музы. Неужели она надеется вызнать, кого он подозревает? Вот глупенькая! – Мой интерес к ней исключительно профессиональный, мы сейчас всех опрашиваем, кто так или иначе соприкасался с вашим мужем. Вы же хотите, чтоб мы нашли стрелка?
– Конечно, хочу! – воскликнула она и опустила плечи, потом и голову. – Вы не представляете, как я боюсь за Валентина. Мне все время мерещится тот человек… вдруг он снова появится и… застрелит мужа?
– У него была такая возможность, он ее не использовал. Муза, вы не ответили на мой вопрос: почему ваш муж так заботится о постороннем человеке, тогда как близкие родственники далеко не всегда это делают?
– Регина Аркадьевна обратилась к нему, когда ей нужно было получить машину, как инвалиду Отечественной войны. Предстояло бегать по инстанциям, а у нее никого нет, кто бы помог ей. Тогда же Валентин узнал, что она дружила с его дедом и отцом, и посчитал себя обязанным помогать ей, вот и все.
– Дружила с дедом и отцом… – повторил задумчиво Щукин, прохаживаясь от стены к стене. – Дружила… Скажите, а вы как считаете, у Валентина есть враги?
– До недавнего времени я думала, что врагов у него нет. Но сейчас… Поймите меня правильно, я бы не хотела кого-то из знакомых оболгать… но сейчас мне кажется, будто все втайне не любят его.
– Есть за что не любить?
– Не знаю. Валентин человек удачливый, кажется, за это тоже не любят.
Щукин с сочувствием смотрел на молодую женщину, которая оказалась не в состоянии принять на свои хрупкие плечики непостижимый груз. Давно он не встречал наивных людей, наивность Музы умиляла и… восхищала. Бедняжка не догадывается, что удачливость Валентина зиждется на труде, знаниях и умении организовать работу. Данные качества приносят их обладателю относительный достаток, но не тот, который приводит к пуле. К пуле, быстрой и немилосердной, приводят доходы, которые не сложить простым арифметическим действием. Ко всему прочему такие доходы добываются не строительством домиков и ремонтными работами, а установкой: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Если б Валентин жил по этим неписаным законам, то Муза была бы права и выстрелы были бы правомочными. Щукин не стал разубеждать ее, лишь задал следующий вопрос:
– Что вам известно об отце и деде Валентина?
– Обоих жестоко убили. Застрелили. Убийц не нашли. Валентин считает, будто над мужчинами его семьи висит злой рок… А вы как думаете? Такое возможно?
– Я, Муза, в рок и потусторонние силы не верю, – улыбнулся Щукин. – Все необъяснимые на первый взгляд явления в моей практике имели вполне земные корни и меркантильные мотивы. Так что я атеист.
– А я верю, – вздохнула она.
– Дайте-ка адресок Регины Аркадьевны.
– Пойдемте, у меня он в записной книжке, там же есть и телефон, – поднялась она с кресла и побрела к выходу. – Только должна предупредить, Регина Аркадьевна сложный человек… Ну, она не очень любезная.
– Понял, – сказал Щукин. – Это меня не пугает.
Станислав Тригуб важно восседал в черном кресле с высокой спинкой за черным столом и разговаривал по телефону. Ни дать ни взять – владелец золотых приисков, а не средний предприниматель, выпускающий кафельную плитку. Разговаривал он уже минут десять, и по его ответам Гена определил, что никаких важных вопросов Станислав не решает, скорее рисуется перед ментом. Только он положил трубку, раздался звонок мобильника. Тригуб вскользь бросил Гене извинение и снова говорил ни о чем минут пять. Гена был терпелив, он упорно ждал, когда же братец Музы наговорится. Таки наговорился.
– Слушаю вас, – произнес Станислав вежливо, устремив взгляд на посетителя.
– Я бы хотел послушать вас, – произнес Гена.
Тригуб озадачился, приподняв брови. Глядя на мента с насмешкой, которая выразилась в кривизне уголков губ, он закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки. Короче, вид его был красноречивее слов: что тебе от меня надо, рожа ментовская? Гена с непроницаемой маской на лице молчал, тем самым надеясь сбить спесь с «крутого» плиточника. И, надо сказать, Станислава заело поведение Гены.
– Что за загадки? Меня в чем-то подозревают? – заволновался он.
Хотя вопросы он задал с пренебрежительной интонацией, Гена уловил тревожную вибрацию его голоса, а несогрешившему бояться нечего.
– Вас не подозревают, – сказал он. – В мужа вашей сестры стреляли…
– А, да, – усмехнулся Станислав. – Я знаю.
– И что вы думаете по этому поводу?
– А что тут думать? Раз стреляли, значит, за дело.
«Ничего себе, родственничек!» – удивился про себя Гена. А вслух веско произнес:
– За дело убивают, а в Валентина из семи пуль ни одна не попала.
– Может, пули были холостые? – предположил Станислав, обнаруживая негативное отношение к милиции: мол, как же вы не догадались об этом?
«Терпение, только терпение, – уговаривал себя Гена. – С этим отпрыском нашего новоявленного
