(Все снова страшно напряглись.) Дело в том, что женщина, отправившая бандероли, не рассчитала, что старое пальто Гурьевой, которое она давно не носила, нечаянно всплывет. Женщина не предполагала, что ее, а вернее, пальто запомнит приемщица посылок на почте, а также вспомнит очень важную деталь...

– Господи, да скажите же, наконец, кто из нас! – простонала Нонна.

Оксана едва заметно подмигнула Степе, мол, говори ты, а тому не терпелось перейти к главному, посему сразу взял инициативу на себя. Однако он вместо того, чтобы назвать имя убийцы, повернул в другую сторону:

– Вернемся к отравлению Эры Лукьяновны. Вторник, поздний вечер. Из актеров в это время находились Анна, Клавдия Анатольевна и Юлиан Швец...

– Опять Анна! – вставил Подсолнух, обращаясь ко всем. Он теперь не сомневался, кто именно отравил Ушаковых, следовательно, и Эру Лукьяновну. – Она и с Гурьевой общается, и в спектакле была занята...

– Гражданин Подсолнух, может, вы займете наше место, раз так быстро разобрались? – скептически спросил Степа. Тот надулся, обидевшись за неучтивость мента. – Итак, почему вы остались в театре, Анна?

– Меня попросил остаться Юлиан, – взволнованно ответила она.

– Это ложь, – вставил Юлиан, ничуть не смутившись.

– Это правда, – и губы Аннушки задрожали. – Он сказал, что даст мне новую пьесу, но сначала должен ее отксерить, так как всего один экземпляр в театре. Он предупредил, что позовет меня, я и ждала. А потом выяснилось, что его нет. Я оделась и ушла.

– Маленькая лгунья, – бросил ей Юлик и усмехнулся. – А где доказательства, что я просил тебя остаться в театре? Где? Это оговор.

– Вы правы, – согласился с ним Степа. – Должны быть доказательства или улики. У нас есть улика... (Он вытащил заколку.) Анна, это ваша вещь?

– Д-д-да... – едва слышно проговорила девушка. – Где... где вы ее нашли?

– В кабинете Эры Лукьяновны во вторник. Как она туда попала?

Анна не могла выдавить ни звука – ее душили слезы. Среди труппы пополз чуть слышный шепот: «Чудовище... Кто бы мог подумать... Сама невинность...» Анна опустила голову, слезы закапали ей на колени.

– На вас была заколка во вторник? – настойчиво требовал ответа Степа. Анна отрицательно мотнула головой. – А где она была?

– Я... я... потеряла ее, – едва выговорила девушка.

– Кто видел во вторник заколку на Анне? – поднял улику над головой Степа. Актеры мучительно вспоминали. Наконец неуверенно поднял руку Подсолнух. – Значит, вы видели. Вы утверждаете, что заколка во вторник была на голове Анны?

– Кажется, была... – протянул Подсолнух.

– «Кажется» не подходит, – отрезал Степа. – Нам нужен твердый ответ. Так да или нет?

– Ой, не было на ней никаких заколок, – проворчала Клава. – Еще артисты, наблюдательности никакой. У Аньки волосы распущены были.

Актеры загалдели, подтверждая, что, действительно, волосы Анна в тот день распустила. Волгина подняла руку, призывая к тишине. Настала звенящая тишина.

– Анна утверждает, что потеряла заколку, во вторник ее волосы были распущены, следовательно, напрашивается вывод: кто-то взял ее у вас, Аня, то есть украл. – Анна тут же подняла голову, с мольбой посмотрела на Заречного. – Видите ли, господа артисты, чтобы отравить директора, надо иметь мотив. Ну, какой мотив у Анны? Его нет. А вот у вас, Юлиан, мотив есть.

– Что? – выпрямился тот. – Вы в своем уме? У нас с Эрой Лукьяновной прекрасные отношения. Мы слаженно работаем...

– Это все внешние факторы, – ухмыльнулся Степа. – Неужели вы думаете, что мы дураки? А вот теперь я напомню вам вашу вторую ошибку. Вы пришли к Анне накануне понедельника, принесли деньги и вино. Лозовская до сих пор не понимает, зачем вы приходили, роль можно пообещать и в театре. Но вы пришли взять у нее какую-нибудь вещицу, которую легко все опознают.

– Я не был у нее! – процедил Юлик.

– Как вам не стыдно? – промямлила Анна.

– Вы были у нее, – заявил Степа. – Вас видела Башмакова... верно, Нонна?

– Я? – встрепенулась та, с опаской глядя на Юлика. – Не помню... может быть...

– Вы знаете, господа, – сокрушенно покачал головой Степа, – в этом причина вашей скверной ситуации. Вы удивительно умеете не замечать то, что просто невозможно не заметить. Вы, простите, подличаете, не задумываясь, что все вернется к вам же. Вам ли не знать об этом? Значит, Башмакова ничего не видела. Дача ложных показаний...

– Но... я действительно не помню... – испугалась Нонна.

– А Юлиана видела и моя жена, – улыбнулся Степа. – Она разговаривала с вами, Нонна, взяла автограф, а когда из общежития вышел Юлиан, вы попросили ее закрыть вас собой, чтобы не встречаться с ним.

– Да? – растерялась Башмакова. – Кажется... была девушка... Она ваша жена?

Но Степа уже отвернулся от нее как от неинтересного объекта:

– Вы, Юлиан, украли заколку, потом побежали к следователю и рассказали, что видели Анну на сцене. Вы не знали, что к столу подходило несколько человек, потому сдвинули стрелки на Лозовскую, а во вторник подбросили ее заколку в кабинет Эры Лукьяновны. А знаете, что нас натолкнуло на эту мысль? Во- первых, покушение на Эру Лукьяновну стоит особняком. Тот, кто отправлял подарки по почте и отравил коллег в театре, не мог покушаться на директора, вы позже поймете – почему. Второе. Если следовать логике, то на утерянной заколке, повторяю: утерянной, – должны остаться отпечатки пальцев. Их вообще не было. Значит, кто-то старательно вытер отпечатки, затем подбросил заколку в кабинет.

– Вы, Юлиан, просчитали, что директор получила подарок по почте, вы поняли, что там яд, – не выдержала Волгина. – Но и вы получили подарок. Этот факт, рассуждали вы, не сделает вас подозреваемым. А поскольку отравитель где-то рядом, вы решили воспользоваться моментом и его приемами, все равно спишут на того человека, которого вычислят. Вам надоела старая женщина, диктующая свою волю, а поскольку наследство – театр – было обещано вам, вы и решили ускорить процесс перехода власти. Вы были уверены, что надежно накормили ее крысиным ядом, подсыпав в кофе и в минеральную воду, но ей повезло. Овчаренко, правда, тоже нечаянно напоившая ее крысиным ядом, то есть минеральной водой, вовремя вызвала «Скорую помощь», Эру Лукьяновну спасли.

– Вот теперь меня точно прикончат, – схватилась за щеку Клава, с тоской поглядывая на коллег.

Юлик сидел некоторое время, вцепившись побелевшими пальцами в стул. Затем сорвался и помчался в свой кабинет. Милиционеры, стоявшие неподалеку, ринулись вдогонку, Степа, успевший обменяться с Волгиной удовлетворенными взглядами, поспешил за ними. Да, Юлик раскололся. О, как Степа и Оксана рисковали! Потому и замыслили психологическую пытку, намеренно нагнетали напряжение. Волгина осталась одна напротив актеров, опустивших головы. Все молчали, очевидно, переваривали происходящее. Наконец, первая пришла в себя Мария Рубан:

– Это Юлиан? Скажите, это он?

– Он хотел убить Эру Лукьяновну, – ответила Волгина. – Так сказать, подгадал удобный момент. И потом, отравление директрисы разнится с остальными. Кстати, в вашем коньяке, Кандыков, яда нет. Нет яда и в коньяке Башмаковых, нет его и в вине заведующей костюмерным цехом...

– Но почему? – удивилась Нонна.

– Сначала подумайте, кто та женщина.

– Господи, зачем вы нас мучаете загадками? – взвыла Нонна. – Нам и так не по себе. Скажите, скажите, кто это?

– Сами догадайтесь, – жестко сказала Волгина. – Подсказываю: бандероли получили все члены художественного совета...

В это время прибежал Степа:

– В окно из кабинета выпрыгнул. Я поехал с ребятами, забрось мою Янку домой.