увидим, как от привычной демократии не останется и воспоминания. Все как ветром сдует, читатель.
Впереди мы увидим эру нового тоталитаризма. Потому правы и Фурсов, и Голанский.
Какой болван ставит знак равенства между капитализмом и либеральной демократией? Принцип «один человек – один голос» коренным образом противоречит капиталистическим принципам: «Голосов у человека ровно столько, сколько у него акций или денег». В позднем, кризисном капитализме именно эти принципы и восторжествуют.
Нынешний кризис, судя по всему, принесет смерть либеральной демократии. Ее демонтируют сами верхи капиталистического общества – в рамках создания олигархического глобосоциализма/ нового рабовладения. Или глобофашизма. Кому как нравится.
О чем сказал «Homeland» Гарри Гаррисона?
Пережив острейший кризис нехватки природных ресурсов, мир кардинально изменился. Он стал планетой кастовых обществ. Вверху – привилегированный класс управленцев и финансистов, ученых и инженеров. Только они имеют полные гражданские права, доступ к высшему образованию и мясной пище, к супермедицине, богатству и высокой культуре. Только высшим доступны спорт и дальние поездки, лыжные и морские курорты. Власть – диктаторская, со всесилием спецслужб.
Низшие слои бесправны. Они – «пролы», большинство из них живет на пособие. Им достаются только пищевые суррогаты и попса. Работу имеет лишь часть из них. Для того чтобы они были покорны, в их пищу добавляются вещества-психотропы, делающие людей легковнушаемыми. Пролам дают только маломерные квартирки и общежития, в траспорте они довольствуются самыми убогими общими вагонами и холодными автобусами. В принципе, низшая каста не нужна ни как рабочая сила, ни как потребители товаров и услуг. Им буквально швыряют объедки.
При этом техника достигает высочайших высот. Кризис заставил человечество изобрести источники новой энергии, сделав ненужными нефть и газ. Изобретен новый наземный транспорт – на маховиках по типу устройств советского ученого Нурбея Гулиа. Есть технологии суперпродуктивного аграрного хозяйства. Есть спутниковая связь и персональные компьютеры с аналогом Интернета. Есть полностью роботизированные производства и биотопливо из отходов. Изобретен способ межзвездных перелетов, причем достаточно дешевый и эффективный для налаживания межпланетной торговли.
То бишь в принципе на Земле и других планетах можно устроить коммунизм а-ля «Туманность Андромеды». Однако на всех освоенных планетах, как и в метрополии, царят кастовое общество и диктатура. Получается «Антитуманность Андромеды». Почему? Просто высшим в период глобального затяжного кризиса понравилось быть высшими и полубогами. Вот они и решили навечно закрепить новый порядок. Причем для этого использовалась появившаяся в конце ХХ века идеология либерального монетаризма, которая логично ведет к созданию кастовой системы, делая богатых все богаче, а бедных – все беднее.
Таков сюжет романа «Хоумленд» Гарри Гаррисона, увидевшего свет в 1980 году. И к этому пророчеству стоит присмотреться повнимательнее. Особенно в свете перспектив ныне развивающегося Глобокризиса.
Гаррисон вообще терпеть не мог монетаризм и ультралиберализм. В более раннем романе «Специалист по этике» он описывает общество полнейшей индивидуальной свободы. Только ведет она к рабству, ибо никто не ограничивает право самых сильных подчинять себе всех прочих. Общество распадается на дикарей, живущих группами «господин – несколько рабов» и на относительно цивилизованные кланы. Каждый клан хранит какую либо технологию – электричество, самодвижущиеся повозки, химию. Только живут эти кланы в укрепленных замках, ревностно оберегают свою «интеллектуальную собственность» от всех прочих и сохраняют монополию на свои специализированные знания. Развитие поэтому остановилось, исчезла наука как целостное знание, техника как бы застыла на простом уровне: львиная доля сил и времени у кланов-монополий уходит на охрану своих секретов. Например, автомобиль нельзя вскрыть для починки самому – внутри находятся баллоны-мины с ядовитым газом. Чинить авто можно только у клана—производителя машины. Получается мир темный и мрачный, застойный и мракобесный.
Но не Фурсов ли предсказал, что капитализм стремится к миру полных монополий?
Что ж, читатель, самое время перейти от умозрительных построений к самой что ни на есть реальной жизни.
От Рузвельта до Рейгана
Откроем капитальный труд бывшего советника президента Кеннеди, Артура Шлезингера-младшего, «Циклы американской истории». У нас его издали в 1992-м.
Как он аргументированно доказывает, большую часть ХХ века в США шла борьба за усиление и «социалистические» функции центрального правительства. Приверженцы же неограниченного капитализма всегда стремились ослабить федеральный центр, отдав максимум власти в регионы – властям штатов. Но губернаторы штатов быстро превращались в марионеток крупного бизнеса, переманивая к себе частных инвесторов за счет низких зарплат рабочим, плохих условий их труда и гонений на профсоюзы. И потому великие президенты, начиная с Теодора Рузвельта, усиливали центральную власть, понимая: нельзя допустить, чтобы политика направлялась корыстными интересами крупных корпораций. Освободить бизнес от контроля государства – это навязать волю капитала всей стране. Если обладатели огромных состояний сосредоточат в своих руках власть большую, чем у демократического правительства, демократия кончится.
Они как в воду глядели. Именно это и произошло в самом конце ХХ столетия. Уже при Рейгане началась пауперизация США: число нищих в 1980-е увеличилось на 6 миллионов человек, а 20 % американцев в возрасте до восемнадцати лет угодили в число малообеспеченных.
Но в первой половине того века все было иначе. Американские президенты смогли усилить Центроверх.
Именно при элементах социализма США развивались быстрее и успешнее всего. В 1960-е годы