если не руками, то хотя бы ребрами, хотя бы легкими, — ведь можно же остановить часы, которые своим тиканьем не дают человеку спать в соседнем доме.
Разгорячившись и тяжело дыша, Эгги-Лy отбросила одеяло и осталась лежать, вся мокрая от пота. Прошло еще немало времени, и она подкралась к окну: в соседнем доме свет горел до зари. Она легла на пол и попыталась умереть. Перебралась в кресло и поупражнялась там. Скрючивалась так и этак, но все понапрасну: сердце тикало, как веселый будильник.
Иногда к ней под окошко прибегала Кларисса.
— Я в речке утоплюсь, — заводила она.
Или:
— Вот объемся и лопну.
— Заткнись! — бросала ей Эгги-Лу.
Тогда Кларисса начинала стукать о землю красным мячиком и ловить его из-под ноги: раз-два-три- четыре, и раз, и два. А сама нараспев приговаривала:
— Вот пойду и утоплюсь, прыгну с крыши — разобьюсь, обожрусь и ло-о-пну, вот пойду и утоплюсь.
Стук, стук, стук, прыгал мячик.
Бабах! — это с грохотом захлопывалась оконная рама в спальне Эгги-Лy.
Ныряя под одеяло, Эгги-Лу всякий раз морщила лоб. А вдруг Кларисса и впрямь что-нибудь этакое выкинет? Из вредности. Зачем тогда стараться умирать? Эгги-Лу терпеть не могла плестись в хвосте. Ей всегда хотелось отличаться от других. Пусть только Кларисса попробует ее обскакать!
Но дела складывались как нельзя хуже. Эгги-Лу пошла на поправку. В небе светило желтое солнце, которое слепило глаза и разгоралось все жарче. Радостно пели птицы. В воздухе чудилось брожение весны. А как было признаться маме? Мама тут же сообщит Клариссе, а Кларисса начнет: «Ха-ха, хи-хи, ой, не могу, ха-ха, хи-хи, ну что, съела?» Эгги-Лу с ужасом поняла, что свет надежды угасает: она медленно, но верно выздоравливала. Знал ли об этом врач? Догадывалась ли мама? Как можно такое допустить? Рано еще. Да- да, еще не время.
А между тем ей не терпелось выскочить на солнышко, побегать по траве, попрыгать через скакалку, забраться на пахнущее свежей листвой дерево — да мало ли еще дел. Но она держала язык за зубами. Притворялась, будто тяжело больна и вот-вот умрет. Ее даже стала посещать крамольная мысль, что золоченый дом на пригорке не особенно-то и нужен, да и без кукол можно обойтись, и без нарядного платья — лишь бы выздороветь.
Но как быть с Клариссой — она ведь задразнит, стоит только встать на ноги? Просто невыносимо!
В следующий раз, как только Кларисса розовой заводной игрушкой запрыгала по траве, Эгги-Лу окликнула ее презрительным улюлюканьем.
— Умру в четверг, в три часа пятнадцать минут. Доктор определил. Он мне и гроб на картинке показал — красивый!
Через несколько минут Кларисса, уже в пальто и шапочке, бежала в сторону церкви, торопясь отвести беду.
Возвращалась она в сумерках; Эгги-Лу высунулась из окна и ехидно прошелестела:
— Мне совсем плохо!
Кларисса досадливо топнула ногой.
Утром на одеяло села муха. Она ползала туда-обратно, пока Эгги-Лу ее не прибила. Муха, подергавшись, замерла. И больше не издала ни звука. Не жужжала, не двигалась.
Когда отец принес на подносе завтрак, Эгги-Лу показала на муху и задала свой вопрос. Отец кивнул:
— Да, она умерла.
Похоже, он не придал этому ни малейшего значения: мысли его были заняты чем-то другим. А муха — она и есть муха.
В одиночестве разделавшись с завтраком, Эгги-Лу тронула муху пальцем, но та не шелохнулась.
— Ты мертвая, — объявила ей Эгги-Лу. — Ты мертвая.
Битый час она не сводила взгляда с этой мухи и пришла к определенному выводу:
— Да она ничего не делает. Валяется тут — и все.
— Глупость какая, — сказала Эгги-Лу еще через сорок минут. — Что в этом интересного?
Посмотрев в окно, откуда виднелся дом Клариссы, она откинулась на подушку, закрыла глаза, и вскоре ее губы тронула довольная улыбка.
Как случилось, что через три дня с Клариссой стряслась беда, — никто не понял. Несчастный случай произошел в среду. Спустя трое суток после того, как Эгги-Лу из окна сообщила Клариссе о своей неминуемой смерти, Кларисса с другими девочками выбежала на улицу играть в софтбол — туда, где уже играли мальчишки.
Они делали длинные броски — из-за этого все и случилось.
Гомер Филиппс со всей дури запустил мяч через три базы; Кларисса бросилась ловить — и тут из-за угла вывернул автомобиль; Кларисса двигалась бесшумно, и только машина смогла ее остановить — просто сбила.
Кто виноват: то ли сама Кларисса, то ли водитель — об этом можно спорить до хрипоты, но ясности все равно не будет. Одни говорят: Кларисса не посмотрела налево, другие утверждают: посмотрела, но ее будто подтолкнули вперед.
Она пушинкой взлетела над капотом. Упала и разбилась.
Вечером в спальню Эгги-Лy поднялась мама.
— Эгги-Лу, должна рассказать тебе о Клариссе.
— А что о ней рассказывать? — Эгги-Лу затаила дыхание.
Через два месяца Эгги-Лу пришла на кладбище, взобралась на пригорок, прислушалась к неподвижному молчанию Клариссы и для верности бросила на могилу пригоршню червей.
