— А где он был на той неделе, когда стреляли?
— Грета не знает. Но думает, он вернулся в Мюнхен. Она его с тех пор больше не видела.
Я кивнул.
— Значит, Хаусхолд, скорее всего, в Мюнхене, там же, где и все остальные.
— Все остальные?
— Господин Норрис. Помните? Англичанин, с которым мы разговаривали в пансионе. По словам его хозяйки, он тоже отбыл в Мюнхен.
— Но к нам-то какое это имеет отношение?
— Он сказал, что почти не знает Грин. А хозяйка утверждает, что они, Грин и Норрис, были в приятельских отношениях. Всегда ходили вместе пить чай.
— Может, ему просто не хотелось разговаривать с нами по какой-то личной причине. Вполне невинной.
— Возможно. Но теоретически он не знал тогда, что Грин мертва. А будь она жива, могла бы дать показания, отличные от его собственных.
— Вы хотите сказать, он знал, что ее уже нет в живых?
— Я только говорю, и такое возможно.
— Но он производил впечатление человека милого и совершенно безобидного.
— Если б все производили впечатление того, кто они есть на самом деле, мы бы с вами остались без работы.
— Вы думаете, это он ее убил?
— Не знаю. Но стоило ему узнать от хозяйки пансиона, что мы собираемся вернуться и поговорить с ним, как он ей заявил, что должен срочно ехать. И уехал в Мюнхен. Так что нам с вами предстоит то же самое.
— Простите?
— Мы тоже едем в Мюнхен.
Мисс Тернер снова поднесла к губам чашку с кофе. Моргнула.
— Когда? — Отпила глоток.
— Завтра утром. Я попросил Пуци заказать билеты и гостиницу.
— Но не слишком ли это внезапно?
— Здесь нам больше нечего делать. Биберкопф будет расследовать смерть Нэнси Грин и не захочет, чтобы мы вмешивались. К тому же все вероятные следы ведут в Мюнхен. Господин Норрис. Этот ваш господин Хаусхолд. И люди из списка.
— Так ведь стрелял наверняка не полковник Хаусхолд. А господни Норрис — как мы его разыщем?
— У мюнхенской полиции должен быть перечень лиц, останавливающихся в гостиницах. Биберкопф назвал мне человека, полицейского, и мы можем рассчитывать на его помощь.
— А как насчет Эрика фон Динезена?
— А что?
— Я думала, вы хотите выяснить, откуда ему стало все о нас известно.
— Вы сегодня что-нибудь узнали?
— Да нет. Он рассказывал мне про службу в армии, только и всего.
Я кивнул.
— Как вы сами говорили, он ни за что не признается, что мошенник. — Она открыла было рот, намереваясь что-то возразить, но я поднял руку. — Да-да, самый настоящий.
— Но вы же сами просили меня…
— Знаю. Если б мы здесь задержались, я бы попросил вас продолжать знакомство с ним. Но нам надо в Мюнхен. И еще я хотел бы поговорить кое с кем в Байрейте. С Вагнерами. У которых Гитлер останавливался по пути сюда.
— Он пригласил меня на ужин завтра вечером. Фон Динезен. Я надеялась, что смогу узнать его получше.
— Уж извините, мисс Тернер. Нам нужно в Мюнхен.
— Да-да, конечно. — Она улыбнулась. — Как и звучавший вокруг смех, ее улыбка показалась мне натянутой. — Ладно, я позвоню ему завтра утром и скажу, что мы уезжаем, идет?
— Годится.
Она весело спросила:
— А как там генерал, с которым вы встречались сегодня?
— Там — глухо. Правда, у меня такое чувство, что, не будь жена генерала еврейкой, Гитлер наверняка заручился бы его поддержкой и организовал свой путч.
— Что вы хотите этим сказать?
И я рассказал ей про генерала фон Зеекта.
Теперь, когда мимо окон поезда мелькал немецкий сельский пейзаж с бесконечными полями, на фоне которого вдали, среди ярко-зеленых куп деревьев нет-нет да и возникали старенькие каменные фермерские постройки, она сидела напротив меня и все что-то писала. Временами тыльной стороной ладони мисс Тернер откидывала с лица темные волосы. Она была без очков. Похоже, для работы с чем-то на близком расстоянии она в них не нуждалась.
Вероятно, она почувствовала, что я за ней наблюдаю, потому что подняла голову и посмотрела на меня вопросительно. Без очков ее глаза казались совсем синими и довольно глубоко посаженными.
— В чем дело?
— Ни в чем, — ответил я. — Простите, я и не думал подсматривать. Просто интересно, кому вы все время пишете.
— Своей давней подруге. Учились вместе в школе, давным-давно, сто лет назад.
Сидевший слева от меня через пустое сиденье Пуци зевнул, выпрямил длинные руки и вытянул их вперед, сжав пальцы в кулаки, и медленно повертел ими в воздухе.
— Ах, — вздохнул он, — прекрасно вздремнул.
Он оглядел купе, улыбнулся мисс Тернер, взглянул в окно на проносившийся мимо сельский пейзаж, затем полез в карман, достал часы.
И взглянул на меня.
— Пять часов, — заметил он. — Самое время выпить пива, а?
Поезд в Хоф
Четверг
17 мая
Дорогая Евангелина!
Черт, черт, черт!
Мы с господином Б. и этим Ганфштенглем сидим в поезде, который мчится мимо мрачных немецких полей и лесов, унося меня безнадежно далеко от Берлина и от Эрика фон Динезена.
Я…
Только послушай. Какое же я чудовище! Какая безмозглая, эгоистичная корова! В Берлине убили девушку, а я сижу тут и все еще тоскую по Эрику фон Динезену.
Я ее не знала. Ту девушку. Мисс Грин.
Я говорила о ней с человеком, у которого она работала, с менеджером кабаре. Он долго и нудно сетовал на то, какая она, мол, упрямая, легкомысленная и неосторожная с мужчинами. При этом, однако же, он все время улыбался и тряс головой в веселом недоумении.
После разговора с ним она представлялась мне жизнерадостной, бойкой, чуточку экстравагантной, чуточку вздорной молодой англичанкой, живущей в чужой стране так, как ей заблагорассудится. Наверняка она и раздражала людей, и очаровывала, но, думаю, случись мне с ней познакомиться, я бы ей