Путь до Стрэтема оказался длиннее, чем предполагала Донован, но нужный адрес она нашла легко и притормозила у желтой полосы. Дом Крамеров был современный, на две семьи; с одной стороны аккуратная полоса лужайки, с другой — аккуратные клумбы, а к входной двери вела прямая мощеная дорожка. Перед гаражом стояло черное такси, принадлежащее, очевидно, отцу Джеммы. За шторами горел свет.

Хорошо хоть, она здесь не за тем, чтобы сообщать семье страшную новость. Эту часть своей работы Донован ненавидела больше всего, особенно когда речь шла о ребенке. Но и сейчас беседа с родителями предстоит достаточно болезненная, ведь теперь известно, что смерть Джеммы была не самоубийством и не просто несчастным случаем. В отличие от некоторых своих коллег, Сэм так и не научилась отстраняться, оберегая себя от сочувствия к людям, на которых обрушилось горе от смерти близкого человека. Она часто задавала себе вопрос: а зачем она вообще пошла служить в возглавляемый Кларком отдел расследования убийств? Ответ был один: ради удовлетворения от поимки виновного, ради правосудия и возмездия за всю причиненную им боль.

Сделав глубокий вдох, Донован нажала на кнопку звонка. Человек, открывший дверь, был одет в камуфляжные военного стиля штаны, спортивные туфли и футболку, а на шее у него болталась толстая цепочка с золотой звездой Давида. Бритая наголо голова подчеркивала округлость лица; лет ему на вид было сорок с хвостиком. Невысокого роста, коренастый, с мощной грудной клеткой и первыми признаками пивного брюшка. Донован он напомнил бульдога, поскольку стоял набычившись посередине дверного проема, точно охраняя вход.

— Мистер Крамер? Я — сержант Донован. — Она протянула ему удостоверение. — Из отдела, который расследует смерть Джеммы.

Сунув руки в карманы, будто бы не зная, куда их девать, мужчина непонимающе посмотрел на удостоверение и наконец отступил в сторону, нехотя пропуская ее в дом.

— А я — Дэннис Крамер, ее отчим. Входите. — Голос у него был низкий, с гортанной хрипотцой, акцент безошибочно выдавал жителя Южного Лондона.

Инспектор из полиции Илинга не упоминал ни о каком отчиме. А отчимы в подобных делах — обычно подозреваемые номер один. Однако Крамера, если описание миссис Брук было верным, можно было сразу исключить по физическим характеристикам. Волосы он, конечно, мог и сбрить за эти два дня, но он и в остальном ничем не напоминал мужчину, описанного пожилой леди.

— А мать Джеммы дома?

— Мэри наверху лежит. Для нее увидеть тело Джеммы в…

Он попробовал подыскать слово, но не сумел и только крякнул. — Я хотел пойти вместо нее, но она настояла и пошла сама. И это чуть не прикончило ее.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, вы не будете возражать?.. А люди из службы психологической помощи к вам приходили?

Крамер покачал головой:

— Была тут одна — так действовала мне на нервы, что я ее выпроводил. Что толку болтаться здесь день и ночь под ногами, точно завалявшийся пенни? Мэри доктор накачал лекарствами, и теперь она в отрубе, спит, так что разговаривать ни с кем не может. Желаете спросить какие вопросы, придется вам обойтись мной. Щас чайник поставлю. Не против выпить чашечку чая?

— Да, с удовольствием. С молоком, но без сахара, пожалуйста, — попросила Донован, вдруг ощутив знакомую боль в желудке. Все утро она проболталась в участке Илинга, потом ездила с Тартальей и совсем забыла про еду. Еще спасибо, что успела плотно позавтракать, хотя сейчас завтрак превратился в туманное воспоминание. Когда расследование только начинается, всегда так. Адреналин и кофе — вот что главным образом держит тебя на плаву, приходится специально напрягаться, чтобы вспомнить — надо поесть, перехватить где-то по пути сэндвич или еду навынос, если повезет. И тут уж приходится всерьез сражаться с собой, чтоб удержаться и не схватиться за сигарету.

— Гостиная у нас вот тут, налево от вас. — Крамер неопределенно махнул рукой в сторону двери. — Устраивайтесь поудобнее, а я через минуту вернусь.

Толкнув дверь, Донован вошла в небольшую, выдержанную в кремовых тонах комнату. Здесь стоял гарнитур — диван и два кресла, а пол застилал толстый, от стены до стены, ковер. Гостиную, видать, обставляла мать Джеммы, подумала Сэм; не мог же Крамер выбрать эти бежевые, в темно-бордовую полоску шторы с изящными шнурами, а уж тем более репродукции гравюр с цветами и растениями, развешанные по стенам. Дорогой телевизор занимал почетное место: напротив дивана, на стеклянной, отделанной хромом подставке, рядом с высокой полкой, где стояло несколько подувядших растений в горшках, фотографии в позолоченных рамках и располагалась коллекция дисков.

Донован подошла к полке. Взгляд ее привлек снимок хорошенькой юной девушки с длинными блестящими каштановыми волосами. Снимок школьный: девушка была одета в темно-синий кардиган поверх блузки в сине-белую клетку, волосы забраны назад «лентой Алисы» — цветной головной повязкой. Надпись под снимком поясняла: «Католическая женская школа Священного Сердца», внизу стояла дата — снимок был сделан в прошлом году. Это, конечно, Джемма. На снимке девочка выглядит лет на двенадцать, улыбка у нее наивная и открытая, как у ребенка, — никакой неловкости подростка. Донован вспомнилось, как сама она, начиная с пубертатного возраста, вечно пряталась от камеры или строила рожи, чтобы скрыть смущение, всякий раз, как камера застигала ее врасплох: она знала, что обязательно будет недовольна конечным результатом.

Только она успела перевести взгляд на фото двух нахальных на вид мальчишек, как в комнату вошел Крамер, неся в каждой руке по чашке чая.

— Это Патрик с Лайэмом, — пояснил он, передавая ей чашку, и, прихватив свою, тяжело плюхнулся на диван, скрестив ноги под небольшим стеклянным журнальным столиком. — Мои сыновья, Джеммины единокровные братья. Пришлось отправить их к бабушке, пока Мэри не оправится немножко. Она щас ничем не может заниматься.

Донован, устроившись в уютном кресле, вынула из сумки блокнот с ручкой:

— Вопрос чисто формальный. Пожалуйста, скажите мне, где вы находились в среду днем?

Оскорбленный в лучших чувствах, Крамер мгновенно ощетинился:

— Я? При чем тут я-то?

— Да ведь вопрос всего лишь для проформы. Ну знаете, так заведено. Мы должны расставить все точки над «i».

Донован отхлебнула чай, крепкий, вкусный, и тут же почувствовала себя лучше.

Нехотя смирившись с объяснением, Крамер медленно кивнул и сказал:

— Почти до пяти часов я пробыл в аэропорте Гатуик. Должен был забрать постоянного клиента, но прилет его рейса задерживался.

Он назвал имя клиента и дал номер его телефона, Донован все записала и продолжила:

— А теперь, пожалуйста, расскажите подробнее о Джемме. Значит, вы ее отчим…

— Правильно.

— Вы — ирландец? — спросила Сэм, стараясь отвлечь его, чтобы он немного успокоился после вспышки гнева.

— Я что, говорю, как чертов ирландец?!

— Нет, но… Патрик, Лайэм…

Донован не могла понять, отчего Крамер встречает в штыки каждое ее слово.

Он покачал головой, перебивая ее:

— Это все Мэри. Она из Корка, хотя приехала в Лондон, когда ей было всего десять. А лично я родился и вырос в Лондоне, на площади Слона и Замка.

— А кто отец Джеммы? Биологический, в смысле.

— Мик? Он — да, он чертов ирлашка. У них с Мэри любовь началась еще в детстве, но как только она забеременела, он при ней ненадолго задержался. Мэри было всего восемнадцать, и он исчез с горизонта за пару месяцев до рождения Джеммы.

— Не знаете, как мы могли бы связаться с ним?

— Без понятия, где сейчас этот козел, — пожал плечами Крамер. — Возникает тут время от времени, как фальшивый медяк. Это когда ему требуются деньги и когда он точно знает: меня нет дома. Мэри с ним всегда дает слабину. Год примерно назад вернулся я домой пораньше и застукал его шныряющим в моем