Пол перед пассажирским сиденьем был застелен коричнево-желтым ковриком, на заднем сиденье лежали журналы и хозяйственная сумка. Как только Ребус сел и закрыл дверцу, машина тронулась.

– Прошу прощения за конспирацию, – произнес Стрэтерн с улыбкой, отчего морщинки вокруг глаз обозначились более четко.

Ему было под шестьдесят, значит, чуть больше, чем самому Ребусу. Но он был шефом, боссом, или, как говорили в полиции, «большой дубинкой». И Ребус все ломал голову, что же, черт возьми, происходит. Стрэтерн был в непарадных, скорее домашних, брюках и джемпере с треугольным вырезом. Наряд был сугубо штатским, но сидел на нем словно форма. Седые, аккуратно подстриженные волосы красиво окаймляли уши, а большую лысину было видно только тогда, когда он, подъезжая к перекрестку, поворачивал голову, чтобы увидеть, нет ли кого на пересечении.

– Вы что, собираетесь пригласить меня пообедать? – поинтересовался Ребус.

Шеф улыбнулся. Куда более широко, чем при встрече.

– Слишком близко к Сент-Леонарду. Не хочу, чтобы нас видели вместе.

– Я неподходящая компания для вас, сэр?

Стрэтерн бросил быстрый взгляд в сторону Ребуса.

– Неплохо, – сказал он, – но это не особенно трудно, если столько лет шлифуешь свое мастерство, согласен?

– О чем это вы, сэр?

– О твоих язвительных подколах; ты как бы выходишь за границы субординации, проявляешь непокорность. О том, как ты ведешь себя в ситуации, пока не находишь способа в ней разобраться и понять, что к чему.

– Вам это не нравится, сэр?

– Да не волнуйся, Джон. В том, о чем я хочу просить тебя, непокорность – необходимое условие.

Ребус почувствовал, что попал в такой тупик, в какой ему еще попадать не доводилось.

Стрэтерн подъехал к пабу на южной окраине города. Он находился недалеко от крематория, и практически все клиенты заходили сюда для того, чтобы помянуть усопших, значит, паб не пользовался популярностью у людей, не связанных с похоронами. Они расположились в тихом углу. Стрэтерн заказал сэндвичи и две полупинтовых кружки эля и повел беседу так, чтобы сегодняшняя встреча выглядела как нечто привычное для них обоих.

– Ты не пьешь? – спросил Стрэтерн, глядя на почти нетронутую кружку Ребуса.

– Я практически не употребляю такие напитки, – отозвался Ребус.

Стрэтерн внимательно посмотрел на него.

– Не совсем согласуется с твоей репутацией.

– Может, вас неправильно информируют, сэр?

– Не думаю. Мои осведомители обычно объективны.

Возразить было нечего, однако в голове у Ребуса сразу же заскребла мысль: кто же сливает информацию шефу? Возможно, его помощник Колин Карсуэл, который терпеть его не может; или детектив Дерек Линфорд, особо приближенный к Карсуэлу. Наушничая шефу на Ребуса, ни тот ни другой явно не пожалели бы черной краски.

– При всем моем уважении к вам, сэр, – сказал Ребус, откидываясь на спинку стула и не притрагиваясь ни к пиву ни к сэндвичам, – если вы не против, давайте пропустим увертюру.

Сказав это, он стал наблюдать за тем, как начальник старался заглушить закипевший в нем гнев.

– Джон, – наконец произнес Стрэтерн, – я приехал, чтобы попросить об одной услуге.

– Об услуге, которая требует нарушения некоторых правил субординации?

Начальник полиции кивнул.

– Я хочу, чтобы ты сам отстранил себя от дела.

– От дела Марбера?

Ребус прищурился.

– Само дело здесь ни при чем, – пояснил Стрэтерн, успокаивая внезапную подозрительность Ребуса.

– Но ведь вы все равно хотите, чтобы я не участвовал в расследовании?

– Да.

– Почему?

Ребус, не дожидаясь ответа и не раздумывая над тем, каким он будет, поднес к губам широкую полупинтовую кружку с пивом.

– Да потому, что я хочу поручить тебе кое-что другое. В Туллиаллане, если быть точным. Там вот-вот начнется реабилитационный курс.

– И я должен буду пройти реабилитационный курс, потому что меня с треском отстранят от дела?

– Полагаю, старший инспектор Темплер будет на этом настаивать.

– А она в курсе?

– Она согласится с моим планом, когда я с ней поговорю.

– Кто еще в курсе?

– Никто. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что, насколько я понимаю, вы поручаете мне секретную работу. Я пока не знаю, почему именно мне, и не знаю, смогу ли ее выполнить, но у меня есть какое-то предчувствие.

– И?

– В Феттес-колледже есть люди, которые относятся ко мне без большой симпатии. Я далек от мысли, что…

Пока он все это говорил, Стрэтерн не переставая качал головой.

– Об этом будем знать только ты и я.

– И еще старший инспектор Темплер.

– Она будет знать только то, что я найду нужным ей сообщить.

– А это то, что побуждает спросить о главном, сэр…

– О чем именно?

– О том, – ответил Ребус, вставая со стула с пустой кружкой в руке, – ради чего все это затеяно. – Он поднял кружку вверх. – Я бы предложил вам еще, сэр, но вы ведь за рулем.

– А ведь ты сказал, что практически не употребляешь такие напитки.

– Я врал, – с едва заметной улыбкой признался Ребус. – Ведь вы этого хотели, верно? Завзятый лжец…

По рассказу Стрэтерна, дело было вот в чем: когда-то на Западном побережье действовал наркоторговец по имени Бернард Джонс…

– Берни Джонс, он больше известен под этим именем. По крайней мере, был известен до своей безвременной кончины. – Рассказывая, начальник полиции вертел в руках пустую кружку. – А умер он в тюрьме.

– Продолжая с недюжинным упорством настаивать на своей невиновности?

– Не совсем. Он так и не раскололся, к тому же его здорово кинули. Но сам он нам об этом не сообщил. Ведь вряд ли это обстоятельство повлияло бы на приговор, согласен? «Вы сажаете меня за восемь килограмм, а у меня припрятано намного больше».

– Понимаю, как нелепо и странно это выглядело.

– Но слухи о заначке быстро распространились. Ведь это либо деньги, либо наркота – для кого как.

– И?

– И… Операция против Джонса была серьезная: да ты, наверное, помнишь. Она началась зимой девяносто четвертого и продолжалась до весны девяносто пятого. Были задействованы полицейские силы трех графств, десятки офицеров, организационная неразбериха…

Ребус кивнул.

– Но полицейские силы Лотиана и Пограничного края к этой операции не привлекались.

– Точно, не привлекались. – Он помолчал, а потом добавил: – Ни прямо, ни косвенно.

– Так что все-таки произошло?