слинять из страны, а поэтому решил срубить еще немного бабок на ком-то, кого он шантажировал. Но тем это не понравилось, поэтому они его убили, а картину забрали, ибо знали, что куплена она на деньги, отнятые у них.

– Но картина ничего для них не значила, для них это была просто картина, – добавил Ребус. – Хищение этой картины было просто жестом, притом весьма опрометчивым. И потому, когда Нельсон стал перспективным подозреваемым, убийца решил, что картина станет последним гвоздем, вколоченным в его гроб.

– Помнится, сотрудник финансового отдела прокуратуры сказал, – задумчиво произнесла Шивон, – что про деньги, которые Марбер заплатил Нельсону… не знал никто, только мы.

– В смысле?

– В смысле, что никто больше не знал, как сильно Нельсон был привязан к этой картине…

– Имелись в виду копы? – предположил Ребус, и она кивком подтвердила.

– И все-таки мы не знаем, кого шантажировал Марбер, – упорствовала Шивон.

Ребус пожал плечами:

– А я вообще не уверен, что он кого-то шантажировал… Такое тоже бывает.

– Объясни.

Ее глаза стали узкими, как щелки. Но Ребус покачал головой.

– Не сейчас. Давай продолжим раскопки…

В очередной перерыв Шивон принесла кофе, а вместе с ним и новость.

– Ты в курсе последних слухов?

– Обо мне? – спросил Ребус.

– На этот раз нет. – Она поставила чашки на стол. – О том, что творится в Большом доме.

– Ну, рассказывай.

– Говорят, Карсуэл уходит.

– Неужели?

– И еще какая-то перетряска в Управлении по борьбе с наркотиками.

Ребус удивленно присвистнул, но его свист не произвел на нее нужного впечатления.

– А ты уже, оказывается, знал, – пожав плечами, заявила она.

– Да ну что ты!

– Да ладно, Джон…

– Шивон, положа руку на сердце, заверяю – первый раз слышу.

Она в упор посмотрела на него:

– Линфорд ходит весь перекошенный. Я думаю, он пользовался немалой поддержкой Карсуэла.

– Неуютно работать в Большом доме, если никто тебя не тянет, – согласился Ребус.

Они на секунду задумались над его фразой, а потом разом улыбнулись.

– Стоящему человеку такое не угрожает, – заключил Ребус. – Ладно, давай-ка займемся настоящей работой.

Они решили, что пора немного размяться. Выйдя из участка – уложив перед этим в сумку папку со всеми документами, – они направились к зданию, где располагались хранилища, в которых можно оставить на время ценные вещи. У Марбера в таком хранилище была постоянная аренда. Он никому не говорил, для чего ему это. Зайдя в галерею Марбера, они застали его секретаршу за разборкой вещей в офисе. Она работала по договору с поверенным покойного, который пообещал платить ей до окончания процедур вступления в наследство. Секретарша трудилась усердно, но без спешки, ее совершенно не привлекала перспектива становиться на учет в центре занятости.

Звали ее Джэн Мейкл. Ей было чуть за сорок, она носила очки с овальными стеклами, черные волосы были затянуты сзади в узел, а сама она напоминала длинную иглу, воткнутую в груду коробок, бумаг и всяких предметов искусства, заполнявшую середину офиса, в котором к тому же царила нестерпимая жара. Сама галерея была пуста, голые, без картин, стены утратили свой прежний, привычный вид. Ребус поинтересовался, где сейчас картины.

– Отправлены на аукцион, – ответила Джэн Мейкл. – Деньги от их продажи будут приплюсованы к стоимости имущества.

Было похоже, что эту фразу она заучила по настоянию поверенного Марбера.

– Скажите, дела мистера Марбера на момент его смерти были в порядке? – поинтересовался Ребус.

Они с Шивон стояли в дверях, поскольку весь пол в комнате был завален; на нем было всего два свободных пятнышка, на которых разместились обутые в босоножки ступни ног мисс Мейкл.

– Как и можно было ожидать, – ответила она быстро и четко.

Ребус беседовал с ней впервые.

– У вас не было ощущения, что бизнес идет как-то не так, может, хозяин собирался его свернуть? – не отставал Ребус.

Стараясь не глядеть в его сторону, она помотала головой.

– Вы уверены, мисс Мейкл?

Она что-то буркнула в ответ, что именно – ни Ребус ни Шивон не разобрали.

– Простите? – переспросила Шивон.

– Эдди всегда вынашивал в голове какие-то планы, – ответила секретарша.

– Но он ведь говорил вам, что собирается все продать, верно? – спросил Ребус.

Она помотала головой, на этот раз более решительно.

– Нет, продавать он не собирался, нет.

– Может, он собирался куда-нибудь уехать? Она кивнула:

– Туда, в свой дом в Тоскане…

– Не упоминал ли он в разговорах с вами, кого он намеревается взять с собой?

Она подняла глаза, отчаянно пытаясь удержать слезы, готовые вот-вот оттуда хлынуть.

– Зачем вы так упорно копаетесь в этом?

– Это наша работа, – ответила Шивон. – Вам известно, что по обвинению в убийстве Марбера арестован Малколм Нельсон?

– Да.

– И вы думаете, это он сделал?

– Не имею повода в этом сомневаться.

– Вас это устраивает, потому что так все быстрее кончится, – очень спокойно сказала Шивон – Но разве не лучше найти того, кто на самом деле виновен?

Мейкл, часто моргая, уставилась на нее.

– Так разве это не Малколм Нельсон?

– Мы вот сомневаемся, – ответил Ребус. – Скажите, мисс Мейкл, вы знаете про Лауру Стаффорд?

– Да.

– И вам известно, что она была проституткой?

Женщина кивнула, словно не желая говорить на эту тему.

– Говорил вам Эдди, что собирается поехать в Тоскану с Лаурой Стаффорд?

Еще один кивок.

– А вы не знаете, говорил ли он об этом с ней?

– Я уже сказала, Эдди постоянно вынашивал разные планы… Он говорил об этом, и не один раз. – Она немного помолчала. – И она была не первой женщиной, которую он собирался взять в одну из своих поездок.

По тону, каким это было сказано, Ребус предположил, что мисс Мейкл, возможно, когда-то считала и себя одной из таких кандидаток.

– Может быть, в этот раз его намерения были серьезны? – как можно спокойнее предположил он. – Он как следует упаковал картины. Арендовал помещение для хранения…

– Он и прежде так делал, – перебила она.

Ребус на миг задумался.

– Есть ли в его бумагах какие-либо записи о покупке того полотна Веттриано, которое пропало? Когда