и там она жалуется на бесполезность некоей книги, которая, как она подчеркивает, «содержит все необходимое, на что указывают мудрецы, но тем не менее в ней есть какая-то неточность, есть игра со словами, которые никому и никогда не удастся выстроить в нужном порядке».

– А кому еще она принадлежала?

– Графу Сен-Жермену[135], который продал ее Казоту.

– Что, Жаку Казоту?

– Да-да. Автору «Влюбленного дьявола», казненному в тысяча семьсот девяносто втором году… Вам, конечно, эта книга знакома?

Корсо рассеянно кивнул. Связи были настолько очевидными, что начали выглядеть неправдоподобными.

– Да, когда-то я ее прочел.

В дальних комнатах зазвонил телефон, в коридоре послышались шаги секретарши. Потом опять наступила тишина.

– Так вот, следы «Девяти врат», – продолжила баронесса, – теряются здесь, в Париже, в дни революционного террора. Есть пара позднейших упоминаний, но они очень смутные. Жерар де Нерваль в одной своей статье мимоходом говорит о книге: он якобы видел ее в доме друга…

Корсо неприметно моргнул за стеклами очков.

– Его другом был Дюма, – вставил он осторожно.

– Но Нерваль не уточняет, у какого именно друга. И я уверена, что потом никто больше собственными глазами книгу не видел, пока ее не выставил на продажу сподвижник Петена, и тогда я приобрела ее…

Корсо отвлекся, отдавшись размышлениям. Согласно легенде, Жерар де Нерваль повесился на шнурке от корсажа – корсажа мадам де Монтеспан. Или на шнурке мадам де Ментенон?.. Так или иначе, но невозможно избежать неприятной ассоциации со шнуром от халата Энрике Тайллефера.

Его размышления прервала появившаяся на пороге секретарша. Кто-то просил позвать к телефону Корсо. Тот извинился и двинулся между столами, между книгами и цветочными горшками в сторону холла. На угловом столике из ореха стоял старинный металлический телефонный аппарат, трубка лежала рядом.

– Слушаю.

– Корсо?.. Это Ирэн Адлер.

– Я догадался. – Он оглядел пустой холл; секретарша удалилась. – А я уж и не знал, что думать: часовой покинул свой пост… Откуда ты звонишь?

– Из табачной лавки на углу. За домом следит какой-то мужчина. Поэтому я здесь.

На миг у Корсо перехватило дыхание. Потом он зубами отыскал заусенец на большом пальце рядом с ногтем и дернул. Так, сказал он себе с шутовским смирением, рано или поздно это должно было произойти: тот тип стал частью пейзажа или, вернее, частью декораций. Потом он попросил ее, хотя заранее знал ответ:

– Опиши его.

– Смуглый, усы, большой шрам на лице. – Голос девушки звучал спокойно, в нем не было и намека на волнение или страх, на чувство близкой опасности. – Он сидит в сером «БМВ», припаркованном с противоположной стороны улицы.

– Он видел тебя?

– Не знаю, но я его вижу и сейчас. Он уже час как торчит здесь и дважды выходил из машины: в первый раз посмотрел имена на табличке у двери, там, где звонки, во второй купил газеты.

Корсо выплюнул откушенный крошечный кусочек кожи, потом сунул большой палец в рот. Ему стало досадно.

– Слушай. Не знаю, чего надо этому типу. Может, вы оба из одной шайки. Но мне не нравится, что теперь он так близко от тебя. Совсем не нравится. Быстро возвращайся в гостиницу.

– Не будь дураком, Корсо. Я пойду туда, куда мне надо.

Прежде чем повесить трубку, она успела добавить: «Привет господину де Тревилю», и Корсо в ответ состроил гримасу, в которой смешались отчаяние и сарказм, потому что подумал о том же самом, и такое совпадение ему тоже не понравилось. Он несколько секунд задумчиво смотрел на трубку, потом опустил ее на рычаг. Все объясняется просто, ведь девушка сейчас сидела и читала «Три мушкетера»; именно этот роман лежал открытым у нее на коленях, когда Корсо выглядывал в окно. Глава третья, только что прибывший в Париж д'Артаньян явился на встречу к господину де Тревилю, капитану королевских мушкетеров, и видит в окно Рошфора. В следующей главе он спешит вниз по лестнице, чтобы догнать его, налетает на плечо Атоса, видит перевязь Портоса и поднимает платок Арамиса. Привет господину де Тревилю. Шутка получилась остроумной, если только все не было подстроено заранее. Но Корсо она не позабавила.

Повесив трубку, он немного постоял в полумраке холла и поразмышлял. Возможно, от него ждали именно этого – чтобы он, вытащив шпагу, ринулся вниз по лестнице, то есть клюнул на Рошфора как на приманку. Собственно, и звонок девушки мог быть частью плана или означал смену тактики и предупреждал о том, что такой план существует, если только он и вправду существует. И если она вела честную игру – а он был человеком многоопытным и руку на отсечение ни за кого не дал бы.

Дурные времена, снова повторил он про себя. Абсурдные времена. Столько информации – книги, кино, телевидение, столько возможных уровней чтения, и вот результат: нельзя с точностью установить, что перед тобой – оригинал или копия; нельзя понять, когда набор зеркал возвращает реальный образ, когда искаженный, а когда нечто среднее между тем и другим и каковы, собственно, были намерения автора. Тут одинаково легко и недоучесть что-то, и переосторожничать. Было еще нечто, заставившее его позавидовать прапрадеду Корсо, его гренадерским усам и запаху пороха на слякотных дорогах Фландрии. Тогда флаг еще оставался флагом, Император – Императором, роза – розой, да, роза – розой. В любом случае, теперь, в Париже, Корсо лишний раз убедился в том, что даже в качестве читателя второго уровня он готов принимать игру лишь до определенных пределов. Нет, у него не было ни той молодости, ни наивности, ни желания бежать и биться на территории, выбранной противником, – три дуэли, назначенные за десять минут: у монастыря Дешо или черт знает где еще. Даже если бы предстояло всего лишь сказать Рошфору: «Привет! Добрый день!», он бы заранее позаботился о безопасности, а лучше подкрался бы сзади с железным брусом в руке. Ему еще предстояло отдать Рошфору должок – и за Толедо, и за совпадение их интересов в Синтре. Корсо был из тех, кто всегда хладнокровно рассчитывается по долгам. Без суеты.

– Ключ элементарный – это аббревиатуры, подобные тем, что использовались в древних латинских манускриптах. Возможно, потому что Аристид Торкья дотошно перенес большую часть текста из другой книги; скорее всего, из легендарного «Delomelanicon». Смысл первой гравюры очевиден для всякого, кто хоть немного знаком с герметическим языком: «NEM. PERV.T QUI N.N LEG. CERT.RIT» – это, конечно же, «NEMO PERVENIT QUI NON LEGITIME CERTAVERIT».

– «Никто, сражавшийся не по правилам, этого не достигнет».

Они пили уже по третьей чашке кофе, и было сразу видно, что баронесса, по крайней мере внешне, благоволила к Корсо. Вот и теперь она довольно кивнула:

– Прекрасно… А можете объяснить хоть одну деталь на этой гравюре?

– Нет, – расчетливо солгал Корсо. Он только что обнаружил в этом экземпляре одну интересную вещь: в городе, куда направлялся рыцарь, было не четыре башни, а три. – Пожалуй, только жест рыцаря – он ведь очень красноречив.