правой.

Оставалось узнать, какой сюрприз таил в себе Третий экземпляр; но на этот вопрос ответить было пока невозможно. Корсо просидел на вилле «Уединение» до темноты. Он работал при свечах, без передышки, буквально не поднимая головы, часто что-то записывал, снова и снова сверял оба экземпляра. И скрупулезно изучал гравюры – одну за другой, – пока не убедился в справедливости своей гипотезы. Нашлись новые доказательства. Наконец он пробежал глазами записи, которые сделал на сложенном пополам листе бумаги, а также схемы и диаграммы, связанные между собой самым причудливым образом, – итог всей этой кропотливой работы. Пять гравюр из Первого и Второго экземпляра имели различия. На гравюре номер II старики держали ключи в разных руках. На гравюре номер III в первом случае лабиринт имел выход, во втором – нет. На гравюре номер V смерть показывала песочные часы, но в одной книге песок уже успел пересыпаться вниз, а во второй он еще находился в верхней части часов. Что касается шахматной доски на гравюре номер VII, то в экземпляре Варо Борхи все клетки были белыми, а в экземпляре Фаргаша – черными. На гравюре под номером VIII в одном экземпляре палач, приготовившийся обезглавить девушку, вдруг превращался – благодаря солнечным лучам вокруг головы – в архангела-мстителя.

Но и это, как оказалось, было не все. Лупа помогла обнаружить новые сюрпризы. Марки гравера, хитроумно спрятанные на ксилографиях, давали еще один тонкий след: и в том и в другом экземпляре на картинке со стариком «А. Т.» – то есть Аристид Торкья – фигурировал лишь как «sculptor», и только во Втором экземпляре – разом и как «sculptor», и как «inventor». На Первом же стояла другая подпись – «L. F.», о чем братья Сениса и предупреждали охотника за книгами. То же самое он разглядел еще на четырех гравюрах. Из чего следовало: все гравюры были вырезаны на дереве самим печатником, но вот рисунки, которые он копировал, принадлежали другому лицу. Иными словами, речь шла не о подделке, выполненной в ту же эпоху, и не об апокрифе. Это сам печатник Торкья, «с привилегией и с позволения вышестоящих», внес изменения в собственное творение, следуя определенному плану – своим именем он подписывал те иллюстрации, что сам же и изменил, чтобы отличить от тех, чьим автором был «L. F.». Остался только один экземпляр, признался он палачам. На самом деле сохранилось три; правда, существовал еще и некий ключ, с помощью которого их, по всей видимости, можно было превратить в один. Но тайну, как это сделать, печатник унес с собой на костер.

Корсо воспользовался старой системой сопоставления: сделал сравнительные таблицы – на манер тех, что использовал Умберто Эко в работе о Ханау[99]. Получилась следующая схема обнаруженных различий:

Что касается марки гравера и вариантов подписей «А. Т.» (печатник Торкья) и «L. F.» (неизвестный? Люцифер?), обозначающих гравера и художника, то картина получалась следующая:

Странная картина. Зато теперь у Корсо наконец-то появились веские основания для вывода: да, имеется некий ключ, который поможет открыть во всем этом тайный смысл. Корсо медленно поднялся, словно боялся, что уже ставшие очевидными связи вдруг рассеются как дым прямо у него на глазах. Главное – хладнокровие и выдержка; он чувствовал себя охотником, твердо знающим, что след, каким бы запутанным он ни был, обязательно выведет на зверя.

Рука. Выход. Песок. Доска. Нимб.

Он снова глянул в окно. За грязными стеклами покачивалась ветка неведомого дерева. Квадратик розоватого света не желал растворяться в ночи.

Экземпляры Первый и Второй. Различия в гравюрах II, IIII, V, VII и VIII.

Конечно, надо ехать в Париж. Там находится Третий экземпляр и, возможно, разгадка тайны. Но теперь Корсо больше занимало другое дело, вдруг перекочевавшее в разряд неотложных. Варо Борха очень четко поставил ему задачу, и, раз не удалось заполучить номер Два честным путем, следовало искать, так сказать, нетрадиционные способы. Естественно, риск как для Фаргаша, так и для самого Корсо должен быть минимальным. Необходимо изобрести какой-нибудь спокойный и благоразумный вариант. Корсо достал из кармана записную книжку и отыскал нужный телефонный номер. Для такой работы идеально подходил Амилкар Пинту.

Одна из свечей догорела и погасла, напоследок взметнув вверх короткую спираль дыма. Откуда-то доносились звуки скрипки, и Корсо снова хохотнул, коротко и сухо. Огонек второй свечи бросил пляшущую тень на его лицо, когда он наклонился к канделябру, чтобы прикурить. Потом он выпрямился и прислушался. Музыка была похожа на плач и лилась над пустыми мрачными комнатами, над остатками пыльной, изъеденной жучком мебели, повисала под расписными потолками – над паутиной, над тенями, которые скрывали пятна на обоях, над эхом шагов и над давно затихшими голосами. А снаружи, у ржавой изгороди, два женских лица – одно с открытыми в ночь глазами, другое затянутое маской из плюща, – словно застывшее в пустоте время, слушали музыку, которую Виктор Фаргаш извлекал из скрипки, заклиная неприкаянные призраки утраченных книг.

Обратно в поселок Корсо двинулся пешком. Он шел, сунув руки в карманы плаща и подняв воротник до самых ушей, – двадцать минут по левой стороне пустынного шоссе. Луна еще не взошла; Корсо шагал под деревьями, образующими над дорогой черный свод, и время от времени нырял в большие пятна мрака. Тишина была почти полной, нарушал ее лишь скрип его ботинок по гравию на обочине да тихое журчанье воды где-то внизу, в канаве, среди кустов и зарослей плюща, невидимых в темноте.

Сзади Корсо нагнала и обошла машина, и он увидал, что его собственная тень, огромная и причудливая, вдруг, извиваясь, скользнула по стволам ближних деревьев. Только вновь очутившись в полной темноте, он перевел дух и почувствовал, как начало спадать сковавшее мышцы напряжение. Он был не из тех, кому на каждом углу мерещатся призраки, и воспринимал окружающий мир, даже вещи совсем уж необычные, со средиземноморским фатализмом – как старый вояка; пожалуй, это было генетическим наследством, полученным от прапрадеда Корсо; ведь сколько ни направляй коня в нужную сторону, неизбежное обязательно будет поджидать тебя у ворот ближайшего Самарканда: сидит себе там твоя судьба да чистит ногти венецианским кинжалом или шотландским штыком. И все же после случая на узкой толедской улочке охотник за книгами испытывал вполне объяснимый страх, стоило ему услышать за спиной шум приближающейся машины.

Поэтому, когда свет фар уже другого автомобиля нагнал его и застыл рядом, Корсо в тревоге, оглянулся, машинально перевесил сумку с правого плеча на левое и нащупал в кармане связку ключей – хоть какое-то, да оружие, запросто можно выбить глаз любому, кто вздумает подойти слишком близко. Но на сей раз картина показалась ему вполне безобидной: темный силуэт огромной машины, больше похожей на карету, едва освещенный мужской профиль, потом любезный и очень вежливый голос.

– Добрый вечер… – Мужчина говорил с непонятным акцентом – не португальским и не испанским. – Нет ли у вас огонька?

Наверно, ему действительно нужен был огонь, а может, это был лишь повод, как тут угадаешь? Но и причины спасаться бегством или пускать в ход самый острый из ключей – только потому, что у тебя попросили прикурить, – разумеется, не было. Так что Корсо оставил ключи в покое, достал спичечный коробок и чиркнул спичкой, загородив пламя ладонью.

– Спасибо.

Шрам, разумеется, был на месте. Старый шрам – широкий, вертикальный, от виска до середины левой щеки. Корсо успел хорошо рассмотреть этот шрам, когда мужчина наклонился, чтобы прикурить. Во рту у него была сигара «Монте-Кристо». Потом Корсо – пока догорала поднятая вверх спичка – разглядел густые черные усы и темные глаза, неотрывно наблюдавшие за ним из мрака. Наконец спичка погасла, и на лицо незнакомца словно упала черная маска. Он опять превратился в тень, едва подсвеченную слабыми отблесками огоньков с приборной доски.

– Кто вы, черт возьми, такой?

Нельзя сказать, чтобы вопрос был удачно сформулирован или блистал остроумием. Да и прозвучал он слишком поздно – его заглушил шум рванувшего с места автомобиля. Два красных пятнышка удалялись вниз по шоссе, оставляя мимолетный след на темной ленте асфальта. Потом сверкнули сигнальные огни – когда машина резко затормозила на первом повороте, и исчезли окончательно, словно их здесь никогда и не было.

Охотник за книгами неподвижно стоял на обочине, пытаясь и для этой встречи отыскать подходящее