Я потер глаза:

— Господи! Как же голова болит!

— У меня тоже. И ты еще не помогаешь.

Я посмотрел на нее и нахмурился. Она улыбнулась:

— Ладно. Вернемся на первую клетку. Аманду похитили. Зачем?

— Ее мать слупила с Сыра двести штук.

— Почему Сыр не послал кого-нибудь, чтобы ей пригрозили? Я почти уверена, она бы испугалась. И они это тоже знали.

— Может, им понадобилось три месяца, чтобы понять, что деньги во время облавы на байкеров не полиция конфисковала.

— Хорошо. Но потом-то они бы действовали быстро. У Рея Ликански, когда мы его встретили, было по фонарю под каждым глазом.

— Думаешь, ему Маллен поставил?

— Маллен бы ему кое-что похуже сделал, если бы думал, что Ликански его развел. Смотри, я вот что утверждаю: если Маллен считал, что Ликански и Хелен развели организацию, он бы не стал похищать дочку Хелен. Он бы убил саму Хелен.

— Так, может, это вовсе не Сыр похитил Аманду?

— Может, и не Сыр.

— А эти двести штук — простое совпадение? — Я склонил голову набок и, глядя на Энджи, приподнял бровь.

— Ты утверждаешь, что это редкое совпадение.

— Утверждаю, что столь же редкое, как образование второго штата Вермонт. Особенно в том, что касается записки в нижнем белье Кимми, в которой говорится об обмене ребенка на двести штук.

Энджи кивнула, взяла чайную ложку и стала ею двигать туда-сюда по столу кофейную чашку.

— Хорошо. Итак, возвращаемся к Сыру. И к вопросам о том, зачем ему такие хлопоты.

— Что, согласен, на него нисколько не похоже. И вполне бессмысленно.

Она перевела взгляд с кофейной чашки на меня.

— Так где же она, Патрик?

Я запустил пальцы под обшлаг ее купального халата и прикоснулся к руке.

— Она в карьере, Энджи.

— Почему?

— Не знаю.

— Кто-то похищает девочку, требует за нее выкуп и потом ее убивает. Вот так просто?

— Да.

— Почему?

— Потому что она видела лица похитителей. Потому что, кто бы там ни был в карьере вчера вечером, они почуяли участие полиции, поняли, что мы пробуем сыграть на их разногласиях. Не знаю. Потому что детей вообще иногда убивают.

Она поднялась из-за стола.

— Давай-ка проведаем Сыра.

— А спать?

— После смерти отоспимся.

Мокрый снег, недолго шедший вчера под вечер, сегодня с утра пошел снова, и к тому времени, когда мы доехали до тюрьмы Конкорд, уже казалось, что по капоту стучат пятицентовые монеты. На этот раз со мной не было стражей порядка, поэтому Сыра привели в комнату для свиданий, и мы могли разговаривать с ним из полуотгороженной кабинки через толстое стекло. Я снял телефонную трубку, Сыр потянулся за своей.

— Привет, Энджи, — сказал он. — Хорошо выглядишь.

— Привет.

— Может, выйду отсюда когда-нибудь, сходили бы вместе, выпили солодового с шоколадом или еще чего-нибудь такого.

— Солодового с шоколадом?

— Ну да. — Он размял плечи. — Чего-нибудь такого.

Она прищурилась.

— Конечно, Сыр. Конечно. Позвони, когда выйдешь.

— Черт возьми! — Сыр хлопнул огромной ладонью по разделявшему нас стеклу. — Первой узнаешь.

— Сыр, — сказал я.

Он поднял брови.

— Крис Маллен мертв.

— Я слышал. Ужасно досадно.

— Ты, похоже, стойко переносишь эту потерю, — заметила Энджи.

Сыр откинулся на спинку стула и некоторое время смотрел на нас, лениво почесывая грудь.

— Бизнес такой, понимаете? Ублюдки рано уходят из жизни.

— Фараон Гутиеррес — тоже.

— Да, — кивнул Сыр. — Жаль Фараона. Умел одеться ублюдок. Понимаете, о чем я?

— Ходят слухи, Фараон работал не только на тебя, — сказал я.

Сыр приподнял бровь и, мне показалось, на мгновение растерялся.

— Как-как ты сказал, брат мой?

— Говорят, на федералов работал.

— Херня. — Сыр широко улыбнулся и покачал головой, но глаза оставались широко открытыми, а взгляд слегка рассеянным. — Будешь верить всему, что болтают на улице, станешь — уж не знаю — копом, который свою маму трахает, или чем-то таким.

Выразился он неудачно, и сам понимал это. До сих пор все, что касалось тех, от кого Сыр во всем зависел, вылетало у него изо рта гладко, быстро и выходило забавно, даже угрозы. Судя по бедности речи, ему до сих пор и в голову не приходило, что Фараон может быть копом.

Я улыбнулся.

— Полицейский, Сыр. В твоей организации. Подумай, как это скажется на твоей репутации.

Сыр, по-видимому, постепенно приходил в себя. Он посмотрел на нас с любопытством.

— Твой парень Бруссард заходил меня проведать около часа назад и по доброте душевной рассказал, что Маллена и Гутиерреса больше нет в живых. Думает, я сам своих ребят завалил? Говорит, заставит меня расплатиться. Это будто бы из-за меня его от работы отстранили и напарник его, старый дурень, расхворался. Очень разозлился он на Сыра, если хотите знать правду.

— Горько слышать это, Сыр. — Я придвинулся к стеклу. — Есть и еще кое-кто, кто не на шутку разозлился.

— Да? И кто же это?

— Брат Роговски.

Пальцы, которыми Сыр почесывал себе грудь, вдруг замерли, а передние ножки стула, висевшие в воздухе, стали на пол.

— Что же прогневило брата Роговски?

— Кто-то из ваших мызнул ему несколько раз трубой по затылку.

Сыр покачал головой:

— Не из моих, милок. Не из моих.

Я посмотрел на Энджи.