— Тоже нет.

— Никаких гипотез?

Тома Вассер вздохнул:

— Ну, скажем так: я бы предположил, что кто-то… слегка разозлился на Алекс. Или не слегка.

— «Кто-то»… то есть вы не знаете кто?

Вассер улыбнулся:

— Понятия не имею.

— Значит, «кто-то» на нее разозлился… А из-за чего?

— Не знаю. Мне и самому хотелось бы это понять.

Он походил на человека, который придирчиво пробует температуру воды, прежде чем зайти в нее, — и сейчас, кажется, он нашел ее приемлемой. Полицейские не казались агрессивными, у них, судя по всему, ничего не было против него. Никаких доказательств. Это читалось на его лице, в его манере поведения.

Так или иначе, провокация оставалась одним из любимых его методов.

— Вы знаете… с Алекс порой бывало трудно.

— То есть?

— Ну… у нее был сложный характер. Она из тех, кого иногда, что называется, заносит. Понимаете?

Поскольку никто не отозвался, Вассер продолжал, видимо полагая, что его не поняли.

— Я хочу сказать, такие девушки могут рано или поздно вывести из себя кого угодно. Вероятно, это связано с тем, что они росли без отца, — но, во всяком случае, в их характере есть, э-э… бунтарские черты. Я думаю, что, скорее всего, им просто не хватало в детстве твердой руки. Поэтому время от времени они говорят «нет», а в чем, собственно, дело — этого из них нипочем не вытянуть.

В его тоне невольно пробивалось больше эмоций, чем ему самому хотелось бы обнаружить. Он продолжал, слегка повысив голос:

— Вот и Алекс из таких. Она могла в один миг, притом что никто, и она сама, толком не понимал почему, — слететь с тормозов. Клянусь вам, иногда она умудрялась довести вас до белого каления!

— И в тот раз тоже так случилось? — спросил Луи тихо, почти неслышно.

— Я ничего об этом не знаю! — с нажимом ответил Вассер. — Я тут ни при чем.

Затем он улыбнулся полицейским.

— Я просто говорю, что Алекс из тех девушек, с которыми рано или поздно происходит что-то подобное. Страшно упрямая. С такими рано или поздно потеряешь терпение…

Арман, который за последний час не произнес ни слова, при этих словах окаменел.

Луи заметно побледнел. Отчасти он даже утратил свое привычное хладнокровие. Хотя не знающий его человек вряд ли бы это заметил.

— Но… ведь ее не просто отшлепали, месье Вассер! Речь идет… о жестоком обращении, точнее, о варварских пытках, примененных к ребенку младше пятнадцати лет, которого к тому же регулярно насиловали взрослые мужчины!

Он сказал это, отчетливо произнося каждое слово, каждый слог. Камиль сознавал, до какой степени он потрясен. Но Вассер, снова вполне овладевший собой, даже и не думал сгладить впечатление от своих слов. Он даже решил усилить нажим:

— Если, как вы считаете, она занималась проституцией, то, мне кажется, это издержки ее профессии…

На сей раз Луи даже растерялся. Он повернулся к Камилю, взглядом ища поддержки. Камиль улыбнулся. Он уже словно перешел в другое измерение. Он кивнул с таким видом, как будто прекрасно понимал Вассера и полностью разделял его мнение.

— А ваша мать была в курсе? — спросил он.

— В курсе чего?.. А, нет. Алекс не хотела ей докучать своими дурацкими девчоночьими проблемами. И потом, нашей матери и без того забот хватало… Нет, она так ни о чем и не узнала.

— Это печально, — отозвался Камиль, — она могла бы оказаться полезной… Как сиделка по профессии, я имею в виду. Например, принять неотложные меры.

Вассер кивнул с фальшиво-раздумчивым видом.

— Ну что вы хотите, — наконец сказал он, обреченно вздохнув. — Нельзя переписать историю.

— А когда вы узнали о том, что произошло с Алекс, вам не приходило в голову подать жалобу?

Вассер удивленно взглянул на Камиля:

— Но… на кого?

Однако в его тоне явственно слышалось: «Из-за чего?»

Было семь вечера. Свет снаружи слабел так незаметно, что присутствующие не сразу отдали себе отчет в том, что беседуют уже фактически в полусумраке, придающем всему допросу оттенок нереальности.

Тома Вассер устал. Он встал из-за стола, тяжело, словно игрок, всю ночь просидевший за картами. Затем, упершись обеими руками в поясницу, потянулся и испустил прерывистый вздох облегчения. Прошелся, разминая затекшие ноги. Полицейские остались сидеть. Арман низко наклонил голову над раскрытым досье, явно пытаясь сохранять сдержанность. Луи машинально водил ладонью по столу туда- сюда, словно стирая пыль. Камиль, в свою очередь, поднялся, дошел до двери, затем развернулся и спокойным, почти небрежным тоном произнес:

— Ваша сводная сестра, Алекс, шантажировала вас, месье Вассер. Давайте начнем с этого, если вы не против.

— Нет, извините, я против, — сказал Вассер, сопровождая свои слова зевком.

На его лице отразилось сожаление — он как бы говорил: мол, я и рад бы оказать вам услугу, но, к сожалению, это невозможно. Он расправил закатанные рукава рубашки.

— Мне и в самом деле пора возвращаться домой.

— Вам всего-то нужно позвонить домашним…

Вассер сделал отстраняющий жест:

— Нет, в самом деле…

— Есть два варианта, месье Вассер. Или вы снова сядете на место и ответите на наши последние вопросы — это займет еще час или два…

Вассер сел и положил перед собой руки ладонями вниз.

— Или что?

Он исподлобья, снизу вверх взглянул на Камиля — это походило на кадр крупным планом из фильма, в тот момент, когда герой готовится выхватить из кобуры пистолет. Но сейчас это не произвело на присутствующих ни малейшего эффекта.

— Или я официально оформляю ваше задержание, что позволит мне продержать вас в камере как минимум двадцать четыре часа. А то и все сорок восемь — судья всегда на стороне жертвы, он не увидит ничего неподобающего в том, чтобы подержать вас за решеткой немного подольше.

Глаза Вассера расширились.

— Задержание? Но… на каком основании?

— Да не важно. Изнасилование с отягчающими обстоятельствами, пытки, сутенерство, убийство, жестокое обращение — как вам больше понравится, лично мне наплевать. Если у вас есть какие-то предпочтения…

— Но у вас нет доказательств! Никаких!

Он кипел от гнева. До этого он был терпеливым, очень терпеливым, но теперь хватит — легавые явно злоупотребляют его терпением!

— Мне это надоело. Я ухожу.