домогался этой девушки?

— Есть еще одна нить, Хейверс. Помимо Торсона. Помимо пробежек.

— Какая?

— Гарет Рэндольф. Он учится в Куинз-Колледже. Хейверс приняла слова Линли без удовольствия и без воодушевления.

— Да. Почему бы нет. А мотивы, инспектор? Линли перебирал вещи на столе Джорджины.

Он пытался запомнить их и одновременно обдумывал вопрос Хейверс, пытаясь найти такой ответ, который касается обоих убийств.

— А может, мы имеем дело с парнем, которому горечь первого в жизни отказа отравляет всю жизнь?

— Елена его отшила, и он убил ее; потом понял, что одно убийство не поможет забыть Елену, и теперь у него пунктик — убивать всех, на нее похожих? — Хейверс не скрывала своего скептицизма. Она откинула волосы со лба и собрала их сзади в кулак. — Нет, я не согласна. Слишком разные подходы. Убийство Елены было хорошо спланировано, спланировано . За этим убийством кроется настоящая ярость, кому-то хотелось ударить ее и убить. А второе… — Хейверс обвела рукой письменный стол, словно лежащие на нем книги и записи были красноречивым символом убийства второй девушки, — мне кажется, эту надо было просто убрать. Побыстрее. Попроще. Убрать, только и всего.

— Зачем?

— Джорджина участвовала в массовом кроссе. Наверняка, она была знакома и с Еленой. И знала в таком случае, что Елена собирается сделать.

— Насчет Торсона?

— А может, Джорджина Хиггинс-Харт была свидетелем и помогла бы Елене построить обвинение. Может, Торсон все знал. Если он приезжал к ней во вторник поговорить, может, она сказала, что в полицию пойдет не одна. Тогда ему пришлось бы давать объяснения не только насчет Елены. Но и насчет Джорджины. Ему пришлось бы несладко, не правда ли, инспектор? Любому на его месте не поздоровилось бы.

Линли был согласен, что вариант Хейверс намного убедительней, чем его догадки. И все же, пока не найдены более веские доказательства, и то и другое не более чем версии. Хейверс сама это понимала.

— На теле найдены черные волокна, — настаивала она, — если волокна его одежды и волокна, найденные на теле, совпадут, то мы на правильном пути.

— По-вашему, допуская хотя бы на секунду, что волокна совпадут с найденными на теле, Торсон взял и отдал бы нам всю одежду? — Линли захлопнул доклад, лежащий на столе. — Он знает, что в этом чист, Хейверс. Нужно что-то еще.

— Первое орудие убийства.

— Вы связывались с Сент-Джеймсом?

— Он приедет завтра к полудню. Сейчас возится с какими-то изоферментами, говорит, в глазах рябит после недели наблюдений в микроскоп. Он будет рад отвлечься.

— Так и сказал?

— Нет. Вообще-то он сказал: «С Томми бутылка», — как я понимаю, вы по-другому и не рассчитываетесь.

— Что верно, то верно.

Линли листал ежедневник Джорджины. Жизнь ее была не такой активной, как у Елены, но она тоже вела запись своих встреч. Семинары, коллоквиумы, названия предметов и имена преподавателей. Кросс тоже здесь. Но имя Леннарта Торсона не упоминается нигде. Нигде нет значка вроде Елениной рыбки. Линли быстро пролистал ежедневник, везде одно и то же. Если и были у Джорджины Хиггинс-Харт свои секреты, то ключ к ним хранится не здесь. Да, невесело идут дела. Набор бездоказательных гипотез. До тех пор пока в Кембридж не приедет Саймон Сент-Джеймс и не даст толчок их расследованию, придется располагать только тем, что в наличии.

С тяжелым сердцем, чувствуя, что конец их отношениям уже близок, Розалин Симпсон наблюдала, как Мелинда пытается засунуть все свои вещи в два рюкзака. Из одного ящика она выгребла гольфы, белье, чулки, три ночнушки, из второго шелковый шарф, два ремня, четыре футболки, из третьего свой паспорт, потрепанный туристический справочник по Франции. Затем Мелинда принялась за шкаф, откуда были извлечены две пары синих джинсов, пара сандалий и клетчатая юбка. Лицо Мелинды опухло от слез. Укладывая вещи, она постоянно шмыгала носом. Время от времени из груди ее вырывались тяжелые всхлипы.

— Мелинда, — Розалин пыталась говорить как можно мягче, — ты поступаешь неразумно.

— Я думала, что это ты.

Эту фразу Мелинда уже на все лады повторила за последний час, который начался с пронзительного вопля, перешедшего в отчаянные рыдания, и разрешился слепой уверенностью в том, что из Кембриджа нужно немедленно уезжать, взяв Розалин под мышку.

Призвать на помощь ее здравый смысл у Розалин возможности не было, а если таковая и представилась бы, то не нашлось бы сил. Предыдущую ночь она почти не спала, ворочаясь в кровати и чувствуя, как вина острыми иглами вонзается в совесть, и сейчас ей меньше всего хотелось выслушивать упреки, обвинения и утешения. Хорошо хоть хватило ума не делиться этим с Мелиндой. Розалин рассказала ей лишь часть правды: после бессонной ночи, вернувшись с семинара, она отправилась отдохнуть к Мелинде в комнату, потому что привратник не разрешил подняться к себе, и спала, пока дверь с грохотом не распахнулась и Мелинда не подняла свой беспричинный визг. Розалин не знала, что сегодня утром убили девушку. Привратник только сказал, что лестница на неопределенное время закрыта для входа. Тогда еще никто в колледже об убийстве не знал, и у входа не толпились любопытные, и ни разговоров, ни слухов еще не было. Но если и должны были кого-то убить, то только Джорджину Хиггинс-Харт, единственную участницу кросса, которая жила в этом крыле.

— Я думала, что это ты, — всхлипывала Мелинда, — ты обещала, что не пойдешь одна на пробежку, а потом я подумала, что ты все равно побежала, чтобы отомстить мне за то, что я подбила тебя на разговор с родителями насчет нас, и поэтому я подумала, что это ты.

Розалин призналась себе, что все-таки злилась на Мелинду. Злость была похожа на клокочущую обиду, которая вот-вот перекипит в открытую неприязнь. Стараясь об этом не думать, Розалин сказала:

— Зачем мне мстить тебе? Я не ходила одна на пробежку. Я вообще не ходила на пробежку.

— Он преследует тебя, Роз. Нас обеих преследует. Он тебя хотел убить, а убил ее, но он с нами обеими хочет покончить, нам нужно сматываться отсюда побыстрей.

Мелинда достала жестяную банку с деньгами из тайничка в коробке из-под обуви. Потом чуть не уронила рюкзаки, доставая их с полки в шкафу. Весь свой внушительный запас косметики она сгребла с пластмассовый кейс. А сейчас скручивала джинсы в трубочку, чтобы утрамбовать их в холщовую сумку вместе со всеми остальными вещами. В таком состоянии от Мелинды ничего вразумительного не добьешься, и все же попытаться стоит.

— Мелинда, это бессмысленно.

— Я еще вчера предупреждала, чтобы ты никому об этом не рассказывала. Но ты не послушала меня. Для тебя твой драгоценный долг важнее всего. Вот и полюбуйся, куда он нас завел.

— И куда же он нас завел?

— Да никуда. Надо быстро смываться, а смываться некуда. А если бы ты сначала думала, а потом делала… Он ждет сейчас, Роз. Терпеливо ждет. Знает, где нас найти. Благодаря твоим стараниям он разнесет нас на мелкие кусочки. А мне этого совсем не хочется. Я не собираюсь сидеть здесь и ждать его прихода. И ты тоже здесь не останешься. — Мелинда вытащила из ящика два пуловера: — У нас с тобой один размер. И к себе в комнату ты за одеждой не пойдешь.

Розалин выглянула в окно. Кто-то из преподавателей в одиночестве бродил по лужайке. Толпа зевак давно уже разошлась, не было видно и полиции, не верилось, что утром убили еще одну девушку и что второе убийство как-то связано со вчерашним разговором с Гаретом Рэндольфом.

Вместе с Мелиндой, которая дулась, протестовала и упиралась через каждый метр, они преодолели тогда несколько кварталов до ГЛУСТа и нашли его в клетушке, прозываемой офисом. Переводить было