– А разве сегодня Брайан не выдал нам Чаза? Он сказал, что Чаз выходил, чтобы поговорить по телефону.

– Это отнюдь не является нарушением школьной дисциплины. Кроме того, я прямо-таки выудил у него это признание. – Линли вернулся к предыдущему вопросу: – Почему вы заговорили о Джоне Корнтеле?

Барбара выплюнула окурок, потянулась за новой сигаретой, но Линли остановил ее жалобным возгласом:

– Помилосердствуйте, сержант! Это просто бессовестно с вашей стороны!

Барбара оттолкнула от себя пачку сигарет:

– Извините. Если Корнтел считал, что Брайан Бирн добросовестно выполнял в тот вечер обязанности старосты, это означает одно из двух: либо Брайан сам сказал ему, что он был на дежурстве, а это маловероятно, поскольку от нас Брайан не скрывал, что был на вечеринке, либо сам Корнтел отсутствовал в общежитии и потому мог лишь предполагать, что Брайан находился на месте.

– А где, по-вашему, был Джон Корнтел? Хейверс прикусила зубами нижнюю губу и, стараясь не слишком задеть его чувства, намекнула:

– Вам не показалось кое-что странным в том, как он описывал Мэттью, сэр? В этом было что-то…

– Мечтательное? Соблазнительное?

– Да, пожалуй. А как по-вашему?

– Вероятно. Мэттью и впрямь был очень красив. Как вы представляете себе действия Джона Коритела?

– Мэттью хотел удрать из школы. У Корнтела есть автомобиль. Он предлагает парню помочь. Вы ведь к этому клонили в разговоре с директором?

Линли уставился взглядом в пепельницу. Острый запах сгоревшего табака мучил, дразнил, очаровывал, точно песнь сирен. Устоять невозможно… Линли поспешно отодвинул пепельницу подальше к окну.

– Кто-то помог ему бежать. Возможно, Корнтел. Возможно, кто-то другой.

Хейверс, нахмурившись, вновь перелистала записную книжку, вчитываясь в отдельные записи.

– Почему Мэттью решил сбежать? Сперва мы думали, что у него были проблемы с адаптацией, потому что он происходил из другой среды, не из аристократов, и не мог ужиться со всеми этими снобами. У него ничего не получалось, а когда его пригласили к Морантам и ему предстояло провести уик-энд в сельской усадьбе, посреди всякой знати, он струсил и удрал, лишь бы не предстать перед Морантами, которые могли бы сравнить его с другими мальчиками и убедиться, сколь безнадежно он отличается от них. Так представил нам дело Джон Корнтел, когда разговаривал с нами вчера. Я вполне понимаю, что Мэттью мог испытывать подобные чувства. Им пренебрегали, подчеркивая свою снисходительность к выходцу из низов. Но посмотрите на Гарри Моранта, на парня, пригласившего его к себе, – он-то, безусловно, из самых сливок. И тем не менее ясно как день, что Гарри не меньше Мэттью мечтал бы убраться подальше от этого места. Выходит, все равно, кто тут к какому классу принадлежит. В чем же дело?

Линли припомнил, с какой горечью отзывался о школе Смит-Эндрюс. А что означал обморок Арленса?

– Возможно, их запугивают.

Как это называлось? «Полировка»? Во всех частных школах это практикуют – учат новичков не задаваться, заставляют их усвоить свое место в самом низу школьной иерархии. При этом запугивать младших строжайше воспрещается уставом любой школы. Старшеклассника, издевающегося над новичками, предупреждают только один раз – за этим следует исключение.

– Значит, Мэттью сбежал, чтобы избавиться от издевательств, – подхватила Хейверс, – Он доверился человеку, которого считал своим защитником, а тот оказался хуже любого хулигана, оказался извращенцем. Господи, мне становится дурно при одной мысли об этом! Бедный малыш!

– Нужно еще кое в чем разобраться, Хейверс.

У его родителей нет лишних денег. Кевин Уотли изготовляет надгробия, его жена работает в гостинице. Чтобы Мэттью попал в эту школу, им нужно было обратить на него внимание Джилса Бирна. Бирн знал Мэттью…

– А он, как поведал нам Брайан, искал замену Эдварду Хсу. Но вы же не думаете, будто член совета попечителей…– Хейверс снова потянулась за сигаретой и, виновато покосившись на Линли, закурила. – Что-то тут, конечно, есть. – Она снова углубилась в записи, слышалось только шуршание энергично переворачиваемых страниц. Трактирщик пока что протирал стойку старой замасленной тряпкой. – Джон Корнтел вчера сказал, что кто-то из совета попечителей находился в школе, когда прибыли мистер и миссис Уотли. Вы думаете, это был Джиле Бирн?

– Это нетрудно выяснить.

– Если это был Джиле Бирн, надо бы узнать, чего ради он выдвинул Мэттью на эту стипендию. И почему Эдвард Хсу покончил с собой как раз перед выпускными экзаменами? Может быть, Джилс Бирн приставал к нему, совратил его? А с тех пор он вот уже четырнадцать лет подыскивал себе другого симпатичного мальчика взамен Хсу? – Хейверс посмотрела прямо в глаза Линли. – Что там было написано на фотографии поезда в спальне у Мэттью?

– «Ту-ту, паровозик».

– Инспектор, вы же не думаете, что Мэттью был чьим-то любовником? Ему было всего тринадцать лет! Он же еще не сформировался, далее сексуально!

– Может быть, нет. Может быть, да. А может быть, ему просто не оставили выбора.

– Господи боже! – Это прозвучало как молитва.

Линли припомнил, что сказал ему накануне ночью Кевин Уотли.

– Отец Мэттью говорил мне, что в последние месяцы мальчик ушел в себя, перестал обращать внимание на окружающих. Он словно погрузился в транс. Что-то его мучило, но он не хотел это обсуждать.

– С отцом – разумеется, нет. Но с кем-то он должен был поговорить.

– Судя по тому, что вы мне рассказали, он, скорее всего, был откровенен с Гарри Морантом.

– Да, наверное. Но юный Гарри не желает поделиться с нами информацией.

– Пока нет. Ему еще нужно время, чтобы подумать. Ему нужно понять, кому он может довериться. Он старается не угодить в ту же ловушку, что и Мэттью.

– Так почему бы вам не побеседовать с ним сегодня?

– Он еще не готов, сержант. Пусть дозреет.