Но долго ждать выстрела он тоже не мог. Не было времени. Нужно срочно ехать на вокзал. Что он там сделает, Алексей Палыч не знал, но уж здесь-то и подавно нечего делать.

Алексей Палыч влез в автобус, заполненный всего на девять десятых объема. Мелочи у него не было, и он стал проталкиваться к кабине водителя, чтобы купить талоны.

Шпион влез последним. У него вообще не было никаких денег, но, со свойственной всем шпионам бесцеремонностью, он плюхнулся на освободившееся место и пригнулся пониже, чтобы его не заметили.

В громадном зале вокзала, похожем на зал современного ресторана (раньше писали наоборот), среди людей с удочками, чемоданами, какими-то брусочками, связанными в пучок, среди женщин, нагруженных так, что хотелось посоветовать им хотя бы одну сумку нести в зубах, среди юношей и девушек, стоящих в обнимку перед расписанием или просто посреди зала, среди собак (без намордников) и их суровых хозяев — Алексей Палыч ни ребят, ни Лжедмитриевны не нашел. Он взглянул на электронное табло. Дальних поездов в ближайшие пять часов не предвиделось. Значит — электричка. Впрочем, теперь и на электричке можно уехать километров за двести.

Ближайшая электричка уходила через пятнадцать минут. Но ведь с вокзала отправлялись поезда трех направлений…

Алексей Палыч в растерянности стоял посреди зала. Толпа обтекала его. Он не обращал внимания ни на случайные толчки, ни на дружескую критику пассажиров, называвших его кто пнем, кто столбом — кому как понравится.

Кто-то потянул его за рукав.

Рядом с ним стоял Борис.

Алексей Палыч почти не удивился: в последнее время много незаконных и тайных дел связывало его с Борисом. Не было ничего странного в том, что сообщник оказался рядом.

— Я тебе сказал оставаться дома, — молвил Алексей Палыч, больше для порядка.

— Так я вас и бросил, — заявил Борис.

— Как же ты меня нашел?

— Нашел! — фыркнул Борис. — Да я все время был рядом: в электричке — в другом вагоне, в автобусе — сзади, и около школы, и около милиции. Вы зачем в милицию ходили?

— Это ты прятался за углом?

— А кто же еще!

Алексей Палыч взглянул на табло. Оставалось тринадцать минут. Может быть, и не эта электричка… Но рисковать нельзя. Однако чем рисковать и что нужно делать, Алексей Палыч рассказал ему все в двух словах.

— Ну я ей рога обломаю, — с угрозой сказал Борис.

— Боря, тут совсем другое.

— С мальчишкой-то справлялся!

— И она совсем другая. Ты ведь понял, что ее знают у нас. Ну может, не ее, а копию, но ведь это не объяснишь.

— Эх, Алексей Палыч, говорил я вам — не нужно было с ними связываться…

— Боря, — сказал Алексей Палыч, — на рассуждения времени нет. Или что-то делать, или ехать домой. Нет, домой нельзя. Если они не вернутся, я никогда себе не прощу.

— Ехать с ними.

— Может быть, и так. Беги на перрон, поищи, в какой электричке.

Борис скрылся.

Алексею Палычу, которому Борис так неожиданно помог принять решение, стало совсем тоскливо. Попал он между двух жерновов: с одной стороны Космос, с другой — жена. Еще когда тянулась история с мальчиком, заподозрила она, что Алексей Палыч скрывает какого-то ребенка, разумеется, не космического. Такие подозрения никогда полностью не рассасываются, они затаиваются, ложатся на дно и всплывают при первой возможности. Как же теперь объяснить свою отлучку? И сколько будет длиться эта отлучка? Как быть со школой, где он не закончил экзамены? Теперь-то, конечно, он мог бы все рассказать жене. К чему это приведет, Алексей Палыч знал точно: к подозрению в подлых поступках прибавилась бы уверенность, что он помешался.

Много бы отдал Алексей Палыч за то, чтобы все можно было закончить сейчас, сию же минуту. Возник у него в голове даже мысленный диалог. «Отдай руку, — сказал ему некто, — и все кончится». — «На», — ответил Алексей Палыч. «Нет, лучше ногу». — «Бери, бери, только быстрей».

Когда люди начинают проигрывать в уме такие разговоры, то недалеко уже и до того, чтобы заговорить вслух или начать кукарекать. Но видно, у Алексея Палыча был большой запас прочности. Это обычно для людей, которые не умеют злиться всерьез и подолгу.

Подбежал Борис:

— В шестом вагоне, одиннадцать тридцать пять.

Это была та самая, ближайшая электричка.

Алексей Палыч пошел к кассе.

— Берите и на меня.

— Ты поедешь домой, — строго сказал Алексей Палыч.

— Тогда я поеду бесплатно.

— Боря!.. — еще строже произнес Алексей Палыч.

— Я только провожу и вернусь. Надо же знать, где вас искать.

В последних словах был смысл. Осуждая самого себя, Алексей Палыч взял два билета, один — туда и обратно. Поскольку куда «туда», он не знал, пришлось брать до конца.

Теперь оставалось пять минут. Алексей Палыч бросился к окошечку почты. Взяв бланк, он быстро написал на нем несколько слов и попытался… Очередь угрожающе, по-шмелиному, загудела.

— Товарищи, поезд уходит, — сказал Алексей Палыч, стараясь казаться ничтожным и жалким.

Алексею Палычу объяснили, что он на вокзале и поезда уходят у всех. Тогда Алексей Палыч сунул бланк вместе с рублем единственному человеку, который молчал, и быстро удалился. Молчаливый хотел что-то сказать, но было уже поздно.

Врать Алексей Палыч не любил. Можно даже сказать, почти не умел. Тем более, врать телеграфно. Но времени у него не оставалось, и в несколько секунд он открыл истину, до которой древние добирались веками: чем крупнее ложь, тем легче тебе поверят.

Телеграмма была составлена по этому принципу: