— Мне кажется, на север.
Вид у Лжедмитриевны был довольно унылый. Из этого Алексей Палыч сделал вывод, что рюкзак она столкнула нечаянно. И печалилась она сейчас не о рюкзаке, а о том, что прекращается поход и заканчивается ее исследовательская работа.
— Марина?
— Я согласна с Алексеем Палычем и с Еленой Дмитриевной. С тобой я не согласна.
— Интересно, — сказал Стасик. — Я же еще ничего не сказал.
— Все равно не согласна.
— Ладно, — сказал Стасик. — Я тоже согласен с Алексеем Палычем.
— А я предлагаю идти прямо к «Гастроному», — заявил Шурик.
— Тебя пока не спрашивали. Чижик?
— Ж-железка… — сказал Чижик.
Немногословная речь Чижика, как обычно, требовала расшифровки.
— А он колоссально придумал! — сказал Гена. — От озера часа два хода до железки! А там обязательно выйдем к станции! Придется переправиться обратно, но зато — верняк.
Действительно, почему-то мысли ребят были направлены только вперед, в том направлении, в котором они двигались четыре дня. Все забыли об оставленной за спиной железной дороге. Даже Алексей Палыч забыл, хотя сам устлал полотно деньгами в размере четырех кровных рублей.
— Тогда все очень просто, — сказала Валентина. — Пускай за продуктами сходят двое. Дорога недалеко, они ее не пройдут. Да и компас есть. Двое переправятся и сходят, а мы их здесь обождем.
— Я возражаю! — воспротивился Алексей Палыч. — Ведь мы уже решили, что группу разделять нельзя. Не вижу особой разницы — в какую сторону они пойдут. Сколько это займет времени? Сколько мы их должны ждать? Предположим, что они выйдут к железной дороге. Можно идти налево, можно направо. Ну, об этом мы договоримся. Но на железной дороге бывают перегоны между станциями и в двадцать и в тридцать километров. А это уже, если туда-обратно, не сутки и не двое. Я не говорю о том, что на таком длинном пути все может случиться. Даже если не говорить о каких-то чрезвычайных обстоятельствах… Идут двое. Представьте, что один всего-навсего подвернул ногу. Идти он не может. Что же им делать и кто им поможет? От озера до железной дороги нет даже тропы. Где мы их будем искать в лесу? Мне кажется… Нет, мне не кажется, я совершенно уверен: единственный выход — возвращаться всем вместе.
— Двое переправятся за полчаса, — настаивала Валентина, — а мы все потратим полдня.
— Согласен, — сказал Алексей Палыч. — Мы сэкономим несколько часов. Ты даже забыла умножить их на два, потому что предстоит обратная переправа. Но зато мы можем потерять все, если что-то случится с теми двумя.
Надо сказать, что произнося свою горячую речь, Алексей Палыч немного забылся. Такая настойчивость была ему не по чину: он не был даже рядовым членом группы, а всего лишь рядовым иждивенцем. Но горячность его и логика подействовали на ребят. В нем чувствовалась заинтересованность. Так оно и было. Только заинтересованность совсем другого рода, чем думали ребята. Они решили, что он хочет во что бы то ни стало продолжить поход; Алексей Палыч во что бы то ни стало хотел закончить его. Сейчас такая возможность появилась; Алексей Палыч, грешивший любовью к процентам, оценивал ее близкой к ста. Со станции он группу не выпустит. Он пойдет на все: объявит Лжедмитриевну сумасшедшей, группу неподготовленной или даже пошлет телеграмму тому самому министру, у которого сейчас находился. В телеграмме можно написать, что группа выходит в маршрут, имея в своем составе тяжело больных. Пускай удивятся. Пускай не поверят. Но проверять обязательно станут, и ребят задержат. А там видно будет…
Главное — вывести из лесу всех.
Ребята пошли в ловушку довольно охотно. Потеряют всего сутки, зато — с гарантией.
— Кто за? — спросил Стасик.
Проголосовали все, кроме Валентины и Лжедмитриевны.
— Вот и хорошо, — сказал Алексей Палыч голосом слишком бодрым для того, чтобы быть искренним. — Завтра пойдем, завтра и вернемся.
— Назад мы возвращаться не будем, — послышался голос Лжедмитриевны.
Ребята уставились на нее в изумлении. Правда, она не голосовала, но все уже привыкли к тому, что она не вмешивается; тем более — в такой повелительной форме.
— Почему? — спросил Стасик. — Все же решили…
— Назад возвращаться нельзя.
— Почему?
— Сейчас я тебе объяснить этого не могу.
Алексей Палыч понял, что наступил момент, когда авторитет Лжедмитриевны довольно сильно покачнулся. Он поспешил наклонить его еще больше.
— Извините, — сказал он, — но это нелогично. Впереди — неизвестность, а вернуться — единственная возможность продолжить поход.
— Нелогично с вашей точки зрения, Алексей Палыч. Но вы же можете предположить, что я знаю то, чего не знаете вы.
Последняя фраза Лжедмитриевны ничего не сказала ребятам. Зато Алексей Палыч ощутил легкий холодок в предвидении новых инопланетных штучек и дрючек.
И уж совсем он растерялся, когда увидел, что Лжедмитриевна ему как бы якобы подмигнула; не то чтобы совсем подмигнула, но на мгновение левое веко ее слегка приспустилось и левый глаз стал чуть меньше правого.
Но переводить разговор в инопланетное русло Алексей Палыч не собирался; нужно было бить по ясно видимой и понятной ребятам цели.
— Я не руководитель похода, — схитрил он. — Конечно, могу чего-то не знать. Но я человек взрослый, много имел дела с ребятами, своими учениками, и знаю, что объяснить им можно практически все. Это зависит лишь от желания. Так объясните ребятам причину.
— Зато я руководитель, — сказала Лжедмитриевна и оглядела притихших ребят. — Я хочу всем объяснить, что в некоторых обстоятельствах я имею право решать единолично. Вот как командир у вас на войне…
Ухо Алексея Палыча цепко уловило словечко «у вас». Остальные оговорки не заметили. Видно, что-то изменилось в железной «мадам», если она стала оговариваться при «посторонних».
— И как руководитель, — продолжала Лжедмитриевна, — я решила, что назад мы возвращаться не станем. Почему — объяснять долго и не время. Скажу коротко: это опасно. Прошу группу на меня не обижаться. Это не просто мое желание, а самая настоящая необходимость. Это не значит, что остальные не имеют права высказывать свои мнения и советовать. В остальном все остается по-старому. С утра пойдем, как вы решили вначале. Во сколько будем вставать?
— Елена Дмитриевна, — сказал Гена, — мне непонятно, почему назад опасно, а вперед нет?
— Никто не гарантирует тебе безопасности впереди. Я об этом не говорила. Может что-то случиться, может — нет. Но если мы пойдем назад, то неприятности нам обеспечены.
— Какие?
— Я считаю, что говорить сейчас об этом не нужно. Так во сколько завтра подъем?
Ребята были слегка ошарашены. Кроме каких-то опасностей на обратном пути, о которых почему-то нельзя было сказать, их удивил самый тон. Это был тон решительного командира, что вообще-то было законно, но непривычно. С такой Еленой ребята еще дела не имели. Они понимали, что она имеет право отдавать приказы, но не понимали, с чего это она вдруг перевернулась на сто восемьдесят.
Алексей Палыч увидел во всем этом гораздо больше. Прежде всего, он поверил Лжедмитриевне. Он вспомнил, что и на станции она говорила, будто он и Борис обратно вернуться не могут. Из этого можно было понять, что и тогда и сейчас действовала одна и та же причина. Силы, запущенные в ход, были явно «не наши», и Лжедмитриевна или не могла, или не хотела с ними бороться.
Если она не хотела, то это выглядело странно: предложение Чижика давало возможность продолжить поход через сутки — двое. Правда, она могла догадываться о планах Алексея Палыча…
Если она не могла бороться, то это выглядело не только странно, но и преступно, учитывая заверения о «невмешательстве». О каком «невмешательстве» можно говорить, если человек, идя по своей земле, не