это тебя отчасти извиняет.

- А Митя, между прочим, даже насморка не схватил! Нет, вы, братие, и представить себе не можете, каково мне с ним приходится: я над ним вьюсь, как ласточка над выпавшим из гнезда птенчиком, а он меня все отрицает и отрицает! Ах, да что говорить-то! - Димитриус махнул рукой и, отвернувшись, горестно уставился на ближайшего к нему бронзового Ангела, будто ожидая от него сочувствия.

Ангел Юлиус робко улыбнулся, выступил вперед и тоже начал перечислять свои печали, поочередно тонкие персты пригибая:

- А моя Юлька с тех пор, как живет с отцом, ни разу не причащалась Святых Христовых Таинств - это раз. Она верит в НЛО и экстрасенсов - это два. Когда уроков не выучит, просит мачеху погадать на картах, вызовут ее или нет, - это три. В церкви не бывает - это четыре…

- Юлия твоя бывает с отцом и мачехой в церкви, - отвлекшись от скорбного созерцания бронзового собрата, сказал Димитриус. - Она очень даже любит бывать на пышных венчаниях «новых русских». Мода у них нынче такая пошла - венчаться. Но волнует ее при этом не само таинство или красота службы, а наряды и прически невесты и гостей.

- Так она же девочка, а девочки все любят наряды! В этом еще нет греха, - неожиданно вступился за свою подопечную Ангел Юлиус.

- Пустой сосуд твоя Юлия, хоть и запечатанный!

- Да, запечатанный! А коли сосуд запечатан печатью Святаго Духа, то еще не все пропало: Дух сам может возжечь в нем огонь, когда Ему восхочется! Моей Юленьке всего-то неполных двенадцать лет, она еще может исправиться. Пустой сосуд… Как можно называть дитя «пустым сосудом», коли оно было крещено, миропомазано и до двух лет исправно причащалось!

- Ах, брат мой Юлиус, ну что ты говоришь? Это в пеленках-то - «исправно»? Да ведь это бабушка Настя носила ее в Божий храм причащаться! Но ты, конечно, истину молвишь: и в моем Мите сохранилась искра Божия, потому как его тоже крестили и даже водили в церковь до семи лет. Это уж потом отец воспретил ему посещение храма, дабы это не повредило сыночку. Вы подумайте только, братие, - не пускать ребенка в Божий храм из любви к нему! Что за жизнь, что за страна, что за люди!

- Жизнь как жизнь, и люди как люди. Ты бы, Ангел мой, за границу слетал для утешения… А ты что ж это так надрываешься, Хранитель Димитриус? - укорил его Петрус. - То руками восплещешь, то крыльями, слезу вон даже пустил… Ты, как я погляжу, на грани отчаянья пребываешь, а ведь это грех, братец ты мой.

- Нет, нет, - замахал крылами Ангел, - не отчаиваюсь я, братие, как можно? А что я руце воздеваю, так это я для выразительности скорби моей. Знали б вы да ведали, как мне моего Митеньку жаль… Будь он совсем пропащий, ну стал бы я разве ради него своей главой невский лед пробивать?

- Думаю, тем более стал бы, - улыбнувшись, сказал Петрус.

Но Димитриус его будто не услышал и продолжал:

- Митя в душе неплохой человек. От природы он добродушный, щедрый: мимо нищего никогда без подаяния не пройдет, разве что проедет на своем «мерсе». Ты не сомневайся, Иван, твою подопечную он не обидит! Скорее, наоборот, забалует, завалит подарками.

- Митя - доброй души человек, это воистину так. Но ты теперь про мачеху нашему гостю возвести, то-то он удивится! - горько усмехнулся Юлиус.

- Что еще за мачеха? - насторожился Хранитель Иоанн. - Кто такая и где ее Хранитель?

- О, наша невеста-мачеха по имени Жанна стоит особого разговора!

- Да чего там о ней особо разглагольствовать? Да Митя на ней, может, еще и не женится, одумается, - отмахнулся было Ангел Димитриус.

Но Хранитель Иоанн взволновался не на шутку:

- А ну-ка, братие, повествуйте, что там у вас за «невеста-мачеха» обрета-ется и почему ее Хранитель с вами не прибыл?

- А нет у нее никакого Ангела Хранителя, - с досадой молвил Ангел Димитриус. - Нет и быть не может, потому как она не крещена. Зато приставлен к ней особый бес по кличке Жан, жутко на нее похожий… Или она на него - теперь уж и не разберешь. Вот он и есть ее духовный руководитель.

- Смрад от этого Жана такой, что даже люди порой замечают: думают, крыса под полом скончалась, - подхватил Юлиус. - С тех пор как Жанна со своим Жаном поселилась у Мишиных, мы и в дом почти не заглядываем. Пребываем поблизости и плачем горькими слезами, а поделать ничего не можем. Мишины, отец и дочь, нас не зовут, а потому бесы нас на порог не пускают. С приходом этой самой Жанны наш дом превратился в настоящее бесовское гнездилище: за Жаном целая стая бесов помельче в дом проникла. Лезут и лезут…

- Ужас какой, - покачал головой Ангел Иоанн, хмуря густые золотые брови. - Нет, я свою Аннушку в этот вертеп не пущу!

- Аннушку? - всплеснул крыльями Юлий. - Так ты мой братец Иоанн, Хранитель Анны Мишиной, сестры моей Юлии? Я сразу как-то не сообразил и не узнал тебя. Ты такой стал представительный - сразу видно, что у тебя служба Ангельская идет как надо. А ты что, совсем не помнишь меня, братец? Ведь наши девочки - сестры-близнецы! Забыл ты, что ли, как нас с тобой вдвоем направили к нашим малышкам, когда их крестили? Мы еще путали сначала, где чья. Иван, братец Хранитель! Здравствуй!

- Да, это я, братец Юлиус. Ну, давай поликуемся!

Ангелы обнялись и «поликовались» - трижды соприкоснулись ликами. Когда они оказались рядом, стало видно, что они весьма сходны чертами, вот только пепельные локоны Ангела Юлиуса печально спускались на его худенькие плечи, а златые кудри Иоанна вздымались на его главе копной таких крутых колец, что даже солнце сквозь них не просвечивало. Да и сложением псковский Ангел был куда крепче братца.

- Я тебя сразу узнал, - сказал Иоанн, - и хотел потом с тобой наедине по-братски побеседовать, былое вспомнить. Но сначала я должен был свою службу справить - понять, что там за дом у вас? Однако, сдается мне, я уж все понял: дом есть, а домашней церкви в нем нет, и значит - дом ваш пуст… А вот сестричек мы с тобой, братец Юлиус, и вправду поначалу путали. Но помнится мне, ты уж прости меня за простоту, что моя Аннушка с первых дней была чуточку светлей и не такая вертлявая, как твоя Юлия. Вот уж сущая юла была!

- Да, имечко выбрали… А твоя Аннушка, какая она сейчас?

- Золотая девочка. Добрая, послушная, чистая умом и сердцем. Настоящая христианочка!

- Это по тебе видно - вон ты у нас богатырь какой! Аннушка, верно, тебе и забот-то особых не доставляет, не огорчает тебя?

- Забот с подопечными всегда хватает, а вот чтобы огорчать - этого у Аннушки в заводе нет. Она мне с раннего возраста внимает и радует меня той радостью, от которой мы, Ангелы Хранители, здоровеем. Вот я такой и вымахал, - и Ангел Иоанн повел могучими плечами. - Но теперь в нашей жизни много и печали. Мама Нина умерла, ушла от нас в райские селения, бабушка Настя болеть стала. Прежде моя Аннушка была веселая и шаловливая, как котенок, а теперь присмирела. А тебе с твоей Юлией, я вижу, достается?

- Не говори, брат! Отец ее балует безбожно, во всем потакает, и она этим вовсю пользуется. Когда появилась в доме эта Жанна, Юлька и вовсе испортилась: косички остригла и выкрасила волосы в рыжий цвет, как у клоуна в цирке, лицо раскрашивает красками - «макияж» называется, с подружками часами по телефону болтает о пустяках. Будущая мачеха делает вид, что души в ней не чает, и тоже балует. Только баловство это коварное: Жанна разрешает Юльке как раз то, что девочке совсем не на пользу. Не верю я в ее любовь, никого она, несчастная, кроме себя, любить не умеет. А хуже всего, что Жанна намерена мою Юлию всяким мерзостям обучить - гадать на стеклянном шаре, заговоры читать, общаться со злыми духами. Они уже начали заниматься спиритизмом и прочими пакостями, и в результате к моей Юльке прилепился бесенок Прыгун. Жанна со своим Жаном и этот Прыгун собираются из нее маленькую ведьму сделать. У нынешних язычников это модно и называется «стать продвинутыми». Даже детские книжки про маленьких ведьм и колдунов пишут и печатают. Тревожно мне за Юленьку, а поделать я ничего не могу.

- А у твоего Мишина тоже свой бес имеется? - спросил Иоанн Димитриуса.

- Бог миловал! Мой Митя любого случайного беса готов послушать, поддаться ему на время: то в загул ударится, то в казино азарту предастся, а чаще всего по пустякам в гнев впадает. Бывает, что бесы