Перехватываясь правой рукой, Таня внезапно обнаружила, что мяч все еще пристегнут к ее предплечью. Тут, стремясь стряхнуть ее, дракон сильно мотнул головой, и Таня с оглушительным визгом скатилась прямо к нему на голову, вцепившись руками в выступы чешуи у него над глазами и обняв ногами верхнюю часть шеи Ртутного. Раз за разом Ртутный резко встряхивал головой, но Таня держалась крепко. Отчаяние придало ей сил, к тому же довольно скоро она поняла, что дракон, как это ни смешно, не может ее сбросить, во всяком случае, пока он в воздухе.

Пасть Ртутного была плотно закрыта, но, даже будь она распахнута, Таня все равно не дотянулась бы до нее. Пасть находилась гораздо ниже, зато широкие ноздри, выбрасывающие серные клубы, были совсем близко. Не задумываясь, что из этого выйдет, а желая лишь избавиться от мешавшего ей мяча, Таня выждала, пока ноздри в очередной раз начнут втягивать воздух, и, отстегнув мяч, сунула перцовый кругляш дракону в ноздрю. Дракон втянул его вместе с воздухом, а несколько секунд спустя послышался негромкий хлопок: перцовый мяч сработал.

Внезапно дракон распахнул пасть во всю ширину и чихнул так, будто в голове у него взорвалась граната. Таню буквально смело с его морды, и, кувыркаясь, она шлепнулась на песок, замедлившись уже у самой земли на страховочном заклинании. К ней бежали все «белые» и «темные», что были на поле, а позади, с ее контрабасом в руках, раздраженно хромал кривой тренер по магическому пилотажу.

Тем временем джинны ловили оглушительно чихавшего Ртутного, которого от его собственных чихов, становившихся все громче, переворачивало и отбрасывало то на один, то на другой магический барьер. Да и как могло быть иначе, когда от чихов сотрясалось все его тело?

— Как ты летела! А как уклонялась! Это было... было... Никогда такого не видели! — задохнулись в восторгах Дуся Пупсикова и Верка Попугаева.

— Здорово ты его! Я думал, он тебя спалил, а когда твой контрабас упал — я решил, что все, тебе конец! А тут еще Шурасик как завизжит, даже громче, чем девчонки... Но какие все-таки гады! Я точно видел, что кто-то метнул в тебя красную искру. Вот только кто — не рассмотрел. Кому-то очень хотелось, чтобы ты оказалась у дракона в пасти! — возбужденно воскликнул Ванька Валялкин. Похоже, что они с Баб-Ягуном как-то ухитрились снять заклятие немоты.

— Искру? — Таня смутно припомнила красную вспышку, ослепившую ее за мгновение до того, как Ртутный на нее бросился.

Оттолкнув Ваньку, к ней подскочил Баб-Ягун.

— Почему ты не петляла? Я же пытался сказать: на прямой он быстрее, петляй! Но все равно здорово! Никогда не видел, чтобы кто-нибудь отправил дракона в такой нокаут! — воскликнул Баб- Ягун.

Ребята расступились. Вперед пробился запыхавшийся Соловей. Он то открывал, то закрывал рот, не находя, видно, что сказать.

— Ну Гы-гы-гы-гроттер! — наконец пропыхтел он. — Я играю в драконбол четыреста лет и в первый раз вижу, чтобы перцовый мяч забрасывали дракону в ноздрю!.. Четыреста лет! И хотя это не противоречит правилам, но... Уф! Бери свой контрабас и марш отсюда! — И Соловей ткнул пальцем в сторону раздевалки.

Кто-то из «темных» заржал. Таня даже не повернулась, чтобы выяснить кто. Она понуро встала и, обняв свой инструмент, поплелась с поля. Она была уверена, что все пропало. Десять шагов, двадцать... Груз разочарования становился все невыносимее, но тут ее догнал голос Соловья:

— Эй, Гроттер! Сейчас отдохнешь, а чтобы завтра была на тренировке! Я взял тебя в сборную!

За спиной у Тани кто-то разочарованно вскрикнул и тяжело рухнул на песок. Гробыня Склепова терпеть не могла, когда кому-то везло.

Весь вечер первогодки гудели в общей гостиной. Не могли прийти в себя, раз за разом переживая сегодняшние события.

— Знаешь, как Соловей переполошился, когда твой контрабас стал падать! Подхватил его каким-то заклинанием и не дал разбиться! Он даже о тебе, по-моему, меньше трясся, чем о твоем контрабасе, — говорил Ванька Валялкин.

— Матч с оборотнями — дело нешуточное. Они два раза колотили команду Тибидохса. А какой у оборотней дракон! Жуть! От мячей увертывается, зато нападающих глотает, как конфеты. Недаром Соловей берет «воротами» самого Гоярына, — задумчиво сказал Баб-Ягун.

— А если оборотень ее тяпнет, она ведь сама станет оборотнем? Да? — заинтересовалась Дуся Пупсикова, угощая Таню шоколадными конфетами. Дуся была жуткой сладкоежкой, в отличие от Ваньки, который, хотя и был вечно голоден, не любил сладкого.

— И что, такие случаи бывают? — напряглась Таня.

— Нет, — сказал Баб-Ягун.

— А я читал в «Истории драконбола», что да, — встрял Шурасик. — Когда оборотням нравится какой-то игрок чужой команды, они думают: «Ага! А не переманить ли нам его к себе? Только и делов-то, что тяпнуть».

Шурасик выглядел довольным и умиротворенным. Еще бы: ведь с ним теперь все дружили! На груди почти у всех тибидохцев, за исключением разве что Гробыни, были пришпилены его красные сердечки.

Всю неделю перед матчем Таня тренировалась вместе со сборной, в которой она была самой младшей. Кроме нее, в сборную входили четыре «темных» ученика и пять «светлых». Причем тренировки они проводили не как-нибудь, а с Гоярыном. Остальных членов команды он более-менее узнавал, а вот Таню вполне еще мог обстрелять пламенем, хотя она и старалась почаще мелькать у него на глазах, чтобы Гоярын привык. Кроме того, на примере Гоярына и Ртутного Таня усвоила, что драконы терпеть не могут, когда к ним подлетаешь сверху или сбоку, в то время как игрок, приближающийся снизу, не вызывает у них такого раздражения. Правда, снизу проще попасть под удар хвоста, а это даже опаснее, чем быть проглоченной.

Тренер по магическому пилотажу по отношению к Тане вел себя довольно странно. Казалось, Соловей издали приглядывается к ней, приглядывается недоброжелательно, но одновременно будто с некоторым уважением. На тренировках он давал ей самые сложные задания, заставляя ее летать на контрабасе, даже когда остальная команда уже не тренировалась. В результате к вечеру Таня оказывалась совершенно измотанной и засыпала над тетрадями по нежитеведению или над упражнениями по теоретической магии. Но что ей совсем не давалось, так это снятие сглаза. И хотя Зубодериха относилась к ней будто с симпатией, это нисколько не мешало ей накладывать на Таню на уроке те же заклятия, что и на остальных.

Такой напряженный ритм жизни на время заставил Таню забыть о пророчестве Древнира, таинственной близости то ли мертвой, то ли живой Чумы-дель-Торт и загадочном появлении Агуха в кабинете у Медузии. Лишь однажды вечером странное происшествие воскресило все эти неприятные моменты в ее памяти. Случилось это, когда, возвращаясь с поздней тренировки, она заблудилась в запутанных коридорах Тибидохса и вновь оказалась в Башне Привидений. Неожиданно где-то впереди по коридору послышались приглушенные голоса. Не желая сталкиваться со здешними обитателями, Таня поспешно нырнула за большую гипсовую вазу и притаилась за ней.

Голоса приближались. Осторожно выглянув, Таня увидела, что по коридору, не касаясь ногами пола, идет Поручик Ржевский, а рядом с ним медленно течет отвратительное существо в белой заляпанной кровью рубахе, с маленькой лысой головой. Его глаза смотрели черными провалами, и Таня догадалась, что это и есть Безглазый Ужас, привидение «темной» части Тибидохса, о котором она столько слышала.

— Ты ничего странного не замечаешь в последние дни? — сипел Безглазый Ужас.

— Угу, замечаю! Никого не забавляют мои шутки с носками! И ножики мне никто не поправляет! А еще, когда я разлил у Ягге котел с каким-то зельем, она запустила в меня поварешкой! Представляешь, в привидение! — с дурковатым смешком отвечал Поручик.

Безглазый Ужас досадливо поморщился. Его слова были уже почти неразличимы и долетали отрывками.

— Тупица!., не был в подземельях? Теперь всем понятно, что у нее здесь есть союзник. Он открыл