лошадь. От ударов его кожаных крыльев поднимался вихрь, и в глаза ребятам летел песок. В красных голодных глазах дракона читалось желание сделать из всякого хорошо прожаренную котлету собственного приготовления.

Соловей наклонился и, достав из сумки небольшой красный мяч, подбросил его на ладони. Сбоку на мяче располагалось крепление, позволяющее пристегивать его к предплечью, чтобы не терять мяч на виражах.

— Отличный перцовый заряд! — гаркнул Соловей. — Как известно, после него драконы всегда свирепеют. Кто рискнет подлететь совсем близко и забросить его в пасть Ртутному? Сразу предупреждаю, что ему это не понравится. Потом нужно будет успеть пересечь поле и нырнуть в убежище для игроков: вон там, на том конце поля, — очерченный магией красный круг. Ну?..

— А поспокойнее дракона нет, а то этот какой-то психованный: еще ударит хвостом, так и вовсе прикончит? — неуверенно спросил Гуня Гломов.

По тому, что ни один из ребят даже не улыбнулся, Таня сообразила, что все с ним согласны. Даже у Баб-Ягуна заметно побелели губы, а уши, напротив, стали пунцовыми. Видно, несколько часов, проведенных в драконьей пасти, не изгладились еще из его памяти. Да и потом, разве такое забывается?

— Можно задать вопрос? Это про этого дракона профессор Клопп рассказывал, что он сбил два американских истребителя, когда защитная магия над островом дала сбой? — как всегда некстати, влез Шурасик.

Баб-Ягун ткнул его кулаком:

— Тшш! И без тебя тошно! Ты же знаешь, драконы не любят, когда их обстреливают ракетами.

Соловей О.Разбойник, слышавший эту перепалку, ухмыльнулся:

— Эх вы, трусы!.. Да, это он, Ртутный... А я еще думал найти среди вас игрока в сборную Тибидохса. После того как в прошлом месяце мой лучший нападающий столкнулся в полночь с Безглазым Ужасом, как раз освободилось место.

Таня заметила, как Баб-Ягун и Ванька Валялкин при упоминании сборной Тибидохса разом вздрогнули и подались вперед. Еще мгновение — и с их губ слетят слова, но тут... тут Таня вдруг услышала чей-то громкий голос.

— Давайте я! — сказал этот кто-то, а когда на нее разом уставились две дюжины глаз, Таня поняла, что этот голос был ее собственным.

— КАК! Ты?! Шутки шутишь, Гроттер? — Соловей просверлил ее раздраженным взглядом. Но уже через секунду холод в его уцелевшем зрачке сменился ехидством. — Конечно, я тебя не отговариваю!.. Эй, отпустить дракона!

Джинны ловко сдернули с дракона намордник, а затем, одновременно отстегнув цепи, отскочили. Один чуть замешкался, и дракон сшиб его ударом кожистого крыла, точно кеглю. Опрокинутый джинн еще кувыркался, а дракон уже взлетел и заметался у них над головами, удерживаемый лишь магической преградой, мешавшей ему покинуть пределы игрового поля. Только теперь, с земли, по-настоящему стало видно, какой он огромный. Размах его крыльев был пугающе велик, а длинный гибкий хвост, заканчивающийся подобием стрелы, хлестал с умопомрачительной скоростью. Недаром кличка дракона была Ртутный — для такого порывистого, сверкающего чешуей молодого дракона лучше прозвища было не придумать.

Таня опустила глаза, но все равно невольно следила за его скользящей по песку тенью. Только бы не струсить. Быть не может, что она погибнет. Соловей этого не допустит, хотя... Тут она вдруг вспомнила, что он как-то странно смотрел на нее — так, как смотрят все «темные», — со скрытым недоброжелательством.

— Не надо Таню! Я вместо нее! — вызвался Ванька, бросаясь к своему пылесосу. Но, как назло, его дряхлый пылесос, вместо того чтобы взлететь, подпрыгнул метра на три, и от него отвалилась труба. Свалившись на землю, Ванька ушиб ногу и закусил губу, чтобы не заплакать от боли и досады.

— Валялкин, где ты выкопал этот хлам? Он и до свалки не долетит! — с издевкой хмыкнула Гробыня.

— Ну так что, Гроттер? Вперед! Дракон уже в небе! — поторопил Соловей.

— Да... Я уже иду... — Таня огляделась в поисках своего контрабаса. «Не смотреть на дракона! Не смотреть!» — говорил ей один голос, а другой издевался: «Как же ты ему мяч забросишь в пасть с закрытыми-то глазами?»

— Погоди! — догнал ее Баб-Ягун. — Запомни: у молодых драконов пламя не такое горячее, зато они гораздо резвее... И учти, по прямой он летает бы... — Внезапно Баб-Ягун схватился за одеревеневшие губы, из которых, несмотря на все попытки, не вылетало теперь ни звука.

Соловей О.Разбойник подул на кольцо, из которого только что вылетела красная искра.

— Не подсказывать! Пусть сама разбирается! Я предупреждал, что наложу заклятие немоты! — рявкнул он.

На ватных ногах Таня направилась к контрабасу. Никто не смеялся: даже Гробыня и Гуня Гломов отчего-то заглохли. Видно, то, что она делала, и правда граничило с безумием.

— Держи огнеупорную мазь... И волосы тоже смажешь! Пахнет скверно, но так надо. — Сунув руку в карман, Соловей бросил ей склянку с желтой мазью, от которой слезились глаза.

— Упырья желчь! Отличное противоожоговое! Но учти: попадет на язык, сама упырицей станешь! — крикнул Ванька.

— Кому сказал: не подсказывать! — воскликнул Соловей, накладывая заклинание немоты и на него.

«Ага! Так он рассчитывал, что я все-таки возьму желчь на язык!» — догадалась Таня, поспешно растираясь вонючей мазью.

— Фу, как от тебя несет! — не преминула поморщиться Склепова.

— Смотри, мазну по носу! — пригрозила Таня, но пригрозила неохотно: не до того было.

И вот наконец наступил момент, когда откладывать дольше стало уже невозможно. Таня села на контрабас и, прошептав заклинание, взмыла в небо, держа в одной руке смычок. «Ой, дядя Герман! Ой, Пипа! То-то бы вы порадовались!» — пробормотала она и, сделав несколько пробных виражей, стала осторожно подлетать к дракону сзади. То опускаясь к земле, то взмывая, Ртутный скользил над полем, изредка врезаясь в магический заслон. Его длинная шея была повернута к джиннам, отвлекавшим его с земли пестрыми платками. Таню дракон пока не замечал.

Решив воспользоваться этим, девочка стремительно пронеслась над спиной Ртутного и заскользила вдоль его шеи. Порывы ветра от драконьих крыльев бросали контрабас то в одну, то в другую сторону, и Тане приходилось балансировать всем телом, чтобы инструмент не терял управления. Она уже видела два близко посаженных глаза, короткую морду и пасть с выступающей нижней губой. В том, чтобы дракон ее как можно дольше не заметил, она усматривала свой единственный шанс. Если она сумеет забросить мяч, а потом резко помчится к убежищу, Ртутный не успеет опалить ее.

«Раз... два...» — начала считать Таня и, свесившись с контрабаса, прицелилась уже, чтобы метнуть в пасть дракону мяч, но тут Ртутный вдруг вскинул морду. Маленькие глазки, запылав раздражением, уставились на контрабас, а еще секунду спустя к Тане устремилась распахнутая пасть. Девочка поняла, что подлетела неосторожно близко и дракон заметил ее.

В последний миг завалившись вправо, Таня сделала невероятный вираж и, нацелив смычок, помчалась к убежищу. Струя драконьего пламени пронеслась совсем близко. Удары крыльев участились: Ртутный настигал, на лету обстреливая ее пламенем.

До убежища оставалось совсем немного, когда перед глазами у Тани что-то полыхнуло. Ослепленная, она слишком резко повела смычком, и в следующий миг, подброшенная скользящим ударом драконьего крыла, слетела с контрабаса. Инструмент со смычком полетели вниз, сама же Таня, перевернувшись, упала на шею дракона и машинально — боясь лишь одного: упасть — вцепилась в нее. Когда же секунду спустя к ней вернулось зрение и она поняла, на чем сидит, то завопила от ужаса и едва не разжала руки, но вовремя сообразила, что отпускать шею будет еще опаснее, чем оставаться на ней. Тут, во всяком случае, ее не достать пламенем. Закладывая виражи, Ртутный носился над полем и, ощущая на своей шее нечто постороннее, свирепел все больше и больше.