— Ты небось хочешь узнать, почему я такой странный? — продолжал преподаватель ветеринарной магии. — Челюсть тяжелая и вообще? Я ведь и не маг вовсе — не белый и не «темный». Но и не лопухоид. Я питекантроп.

— Питекантроп? Но они же жили жутко давно! Тарарах улыбнулся. Зубы у него были очень крупные и мощные, хотя и неровные.

— Видишь ли, какая вышла история... Ну мы завалили вроде кой-кого, а это оказался белый дракон — очень редкий. Даже среди драконов таких один на миллион. Ну это я потом узнал, лет так через несколько тысяч. А тогда просто лопать хотелось... А остальные, кто со мной дракона ел, им, короче, меньше повезло. Они сперва раздулись, как шары, а потом — бух! Хорошо, что питекантропы народ в общем не слабонервный, а то кое-кто обязательно хлопнулся бы в обморок... Мне уж потом сказали, что белых драконов ни в коем случае есть нельзя. У них только один кусочек есть около хвоста, который дает это самое бессмертие. Вот так я и маялся, пока наконец Сарданапал меня не подобрал и не научил за магическими существами ухаживать. Мне это дело сильно понравилось.

Неожиданно Тарарах, словно вспомнив о чем-то, помрачнел.

— Вот еще что, ребята. Не суйтесь в подвалы и другим скажите, чтоб не лазили.

— Вы о Замурованном Подвале, там, где волос? — спросил Ванька.

Тарарах покачал головой:

— Не... туда вы так и так не сунетесь: там все ходы перекрыты. Я о нижних подвалах говорю, там, где Жуткие Ворота... Что-то они дрожать последнее время стали: будто прорывается кто с той стороны. Я Сарданапалу сказал, а он говорит: мол, не волнуйся. Но я-то знаю, что с Жуткими Воротами не шутят! Ну пошел я... — Тарарах энергично перевернул бочку и покатил ее в выходу. Русалка внутри громко хохотала: похоже, ей нравилось кувыркаться.

Возвращаясь с занятий, Ванька и Таня обсуждали то, что только что услышали.

— А что такое Жуткие Ворота? — спросила Таня.

— Огромные медные ворота. За ними как раз и начинаются темницы... Ну где замурованы духи хаоса и древние боги. Если б они вырвались, кошмар что началось бы. Все бы перевернулось кверху дном, а сколько крови бы пролилось — реки. Да только ты не волнуйся: Жуткие Ворота никогда не откроются. Их циклопы охраняют, да и вообще Сарданапал за этим следит.

— А если кто-нибудь все-таки ухитрится их открыть? — спросила Таня.

— Да говорят тебе, это невозможно! — повторил Ванька. — Еще же волос есть! На самом деле на нем все держится, а Ворота только страхуют. Если же с волосом что-то случится, тогда только одни Ворота будут спасать от хаоса. Тшш, слышишь? Сюда кто-то идет!

За поворотом коридора зашаркали чьи-то шаги.

— Я тебе покажу, как стрелять в парадный портрет Древнира! Ты у меня будешь знать, поросенок! — раздался дребезжащий голос. По коридору, волоча за ухо упирающегося купидончика, топал Поклеп Поклепыч.

Почти налетев на Таню и Ваньку Валялкина, завуч очень сурово посмотрел на них и выпустил купидончика, предварительно разломав его лук. Подхватив с пола обломки, малыш заревел и взлетел, хлопая маленькими белыми крыльями и потирая смятое, как пельмень, ухо.

— Я тебе исе показу! Будес знать, как ломать луки! — пригрозил он Поклепу и, поправив красные подтяжки, юркнул в форточку.

— Интересно, что Поклеп тут делал? Не на портрет же Древнира он приходил любоваться? — удивилась Таня, когда завуч скрылся.

— Да нет. Он, наверное, на Исчезающем Этаже был, а сюда на обратном пути спустился, — предположил Ванька.

— На Исчезающем Этаже? — переспросила Таня. Ванька таинственно хмыкнул.

— Это одна из загадок Тибидохса. Целый день он этаж как этаж, а потом вдруг пропадает неизвестно куда. Раз — и нет его. Лестница обрывается, а дальше белый туман и пустота. Представляешь? Затем через какое-то время Этаж снова появляется, и все вроде на месте: статуи, картины, но если кто-то там был или даже кто-то из магов, то все. Те, кто пропал вместе с этажом, уже никогда не возвращаются.

— А Сарданапал? Он тоже не может их вернуть? — удивилась Таня. Ей почему-то казалось, что Сарданапал всесилен. Недаром все говорили про него, что он величайший маг после Древнира.

Ванька покачал головой:

— Ни Сарданапал, ни Медузия, никто... Они говорят, тут какой-то особый вид магии. Даже не магия, а вообще нечто непонятное. Единственное, что они сделали, — это загородили Этаж таким заклинанием, чтобы ни один ученик туда не мог проникнуть... Но все равно был случай, когда два лоботряса с третьего года обучения туда пробрались... Правда, это было уже десять лет назад.

— И что?

— А ничего. С тех пор их никто не видел, хотя слухи разные ходят, особенно среди привидений...

Таня поежилась.

— А Поклеп не боится туда ходить?

— Не знаю. Может, ему известно точное время, когда Этаж в очередной раз исчезнет, а может, прячет там что-то... С этим Поклепом вообще ничего не поймешь. Вроде он «темный», а иногда «светлую» магию использует. Весь Тибидохс знает как свои пять пальцев, ночами по подвалам бродит. Скользкая личность... А глазищи у него какие — прямо сверла, — вздрогнув, сказал Ванька.

Вспомнив ледяной взгляд Поклепа, буквально заморозивший ее в первую их встречу, Таня не могла с ним не согласиться.

Вечером, когда висевшие в гостиной часы, трясясь от возмущения, упорно показывали стрелкой на подушку и издавали неприятные писклявые звуки, Шурасик вдруг вышел на середину комнаты и дрожащим голосом попросил всех не расходиться.

— Ого-го! Сейчас что-то будет! — фыркнула Гробыня. — Спорю, нам прочтут трехчасовую лекцию «О пользе мытья ног перед сном». Или «Теорию и практику чистки зубов в свете последних открытий магической медицины».

— Или мне устроят выволочку за историю с ботинками, — добавил Ванька.

На бледных щеках Шурасика выступили красные пятна.

— Замолчите, замолчите все... Не надо! — умоляюще воскликнул он. — Я хочу сделать совсем не это! Я хочу попросить прощения. Попросить прощения у всех вас — «светлых» и «темных».

— За что? Чего ты еще натворил? — напрягся Баб-Ягун. — Надеюсь, ничего не делал с моим пылесосом?

Но Шурасик его даже не услышал.

— Я хочу попросить прощения за себя самого, за то, что я такой, какой я есть... Я... мне очень больно, что все так получается. Я обязательно постараюсь исправиться и не быть больше таким... занудливым, высокомерным всезнайкой, — сделав над собой усилие, выговорил он.

У Баб-Ягуна даже челюсть отвисла: ничего себе, сказать такое про себя!

— А все-таки Шурасик молодец! Я бы так точно не смог, а ведь я тоже не подарок! — шепнул он Тане.

Тем временем Шурасик извлек откуда-то большую коробку, полную ярко-красных картонных сердечек.

— Вот... — смущенно произнес Шурасик. — Это я сделал в подарок. Если кто-то считает, что может дружить со мной и принимать меня таким, какой я есть, пусть возьмет эти сердечки и носит их на груди... Если же нет, то не надо. Просто я буду знать, что вы меня не любите и... и... не хотите со мной знаться.

Потупившись, он пробормотал какое-то заклинание, и тотчас сердечки, выскакивая из коробки, стали по одному перелетать в руки ко всем, кто был в гостиной. Таня внимательно рассмотрела свое сердечко. На нем мельчайшими камешками, подобранными с редким искусством, было выложено «DD». Страшно было даже представить, сколько времени у Шурасика ушло, чтобы изготовить целую коробку