Взмахнув рукой, на которой у него было магическое кольцо, Шурасик метнул в худенького паренька зеленую искру, и та быстро помчалась к его лицу. Но за мгновение до того, как она коснулась его, тот ловко отпрянул и вместо своего лица подставил зеркало, которое до того прятал за спиной, причем подставил зеркало так, что в нем отразилась физиономия самого Шурасика. Когда искра ударилась в его отражение, Шурасик вдруг заверещал и закрыл лицо свитером. Но Таня успела заметить, что его лицо покрылось здоровенными, чуть ли не с пятикопеечную монету, прыщами, причем не простыми, а еще и вымазанными зеленкой.

Шурасик кинулся в спальню. Его заколдованные ботинки, помешкав, полетели следом, чтобы продолжать дразнить его и там. Все расхохотались.

— Порча как пить дать недельная. Хорошо, что я ее на стекло поймал, — задумчиво сказал паренек в майке и, весело посмотрев на Таню, представился:

— Ванька Валялкин. Знаешь, за что я сюда попал? Я целый магазин съел.

— И дубинки у охранников, — добавила Таня. Паренек перестал улыбаться.

— Сарданапал рассказал?.. А он не сказал, почему я их съел? Что они меня этими дубинками пытались бить? В общем, хорошо, что меня сразу после этого случая забрали в Тибидохс, не то лопухоиды точно отправили бы меня в исправительную школу...

— Тогда мы бы с тобой там точно встретились! Если бы дядя Герман сдержал обещание, — сказала Таня.

Глаза паренька остановились на ее родинке. Впервые на нее смотрели без омерзения, без желания оскорбить, а, напротив, с пониманием.

— А ты не... не Таня Гроттер? — вдруг выпалил он.

Девочка слегка смутилась. Она не привыкла еще к тому удивлению, которое ее имя вызывало у волшебников.

— Да, я, — кивнула она и зачем-то добавила:

— Собственной персоной.

Ванька Валялкин тихонько присвистнул, воздержавшись от дальнейших охов, и за это Таня была ему благодарна. Зато другие, начав удивляться, никак не могли остановиться.

— Та самая! Сама Таня Гроттер. Единственная, кто видел Ту-Кого-Нет, — выныривая откуда-то, зашептала Дуся Пупсикова, круглолицая девчонка одиннадцати лет, случайно превратившая свою подружку в пряник.

— У нее погибли родители! А сама она раздавила скорпиона Той-Кого-Нет! Сногсшибательно! Эта кошмарная родинка на самом деле ожог магической искры — след той ночи! — заохала Верка Попугаева, сверхлюбопытная особа тринадцати лет, нос которой сохранял явный отпечаток двери. Произошло это еще в человеческом мире, когда она шпионила за старшей сестрой, целующейся с мальчиком. Именно тогда у Верки и проявилась способность видеть сквозь предметы.

Таня неловко улыбалась. Ведь она сама не помнила ровным счетом ничего из того, что о ней теперь рассказывали. Постепенно ее окружила целая толпа. Каждый норовил дотронуться до нее или хотя бы издали помахать ей рукой. Никогда прежде она не чувствовала себя столь популярной. Прежде-то в мире лопухоидов она ровным счетом никому не была нужна.

И вот когда она уже готова была сквозь землю провалиться от своей популярности и мечтала лишь о том, чтобы стать невидимой, все вдруг услышали недовольное рычание. Рычал сфинкс академика, который, решительно протискиваясь сквозь толпу, прокладывал ей дорогу к одной из спален.

— Ну пока! Отдыхай! Еще увидимся! — Ванька Валялкин щелкнул пальцами, подзывая зубную щетку.

— Ух-ох-их-ах-фух! Она теперь с нами! — хором сказали Дуся Пупсикова и Верка Попугаева.

Едва Таня вошла, как сфинкс, завертевшись юлой, превратился в золотую пыль и стремительно унесся. Дверь с негромким хлопком закрылась за Таниной спиной. Оглядевшись, девочка поняла, что находится в небольшой комнате, разделенной посередине чертой — такой же, как и в Зале Двух Стихий, с той только разницей, что эта черта не была огненной. На окне, выходившем в сад, висели длинные Черные Шторы, лениво шевельнувшиеся при ее приближении. Кровать справа от окна была деревянная, застеленная пуховым красным одеялом, но, в общем, довольно обычная. Зато кровать с противоположной стороны... от неожиданности Таня даже отпрянула... Да, точно, это была не кровать, а здоровенный гроб, поставленный донышком кверху, с прибитыми к нему фигурными деревянными ножками. Матрас на этой «кроватке» был огромный, атласный, в форме сердца. На матрасе, закинув ногу на ногу, лежала красивая девица лет двенадцати с фиолетовыми волосами и следила взглядом за кисточкой, которая, летая, красила ей ногти в ядовито-зеленый цвет.

Таня догадалась, что это и есть ее соседка — девочка, обучающаяся черной магии в «темном» отделении Тибидохса, о котором с таким вздохом говорил академик Сарданапал. А еще секунду спустя Таня поняла, что девица, скосив глаза, внимательно ее разглядывает. Причем разглядывает уже давно.

— Привет! — сказала Таня.

— Пока! — густым голосом, чем-то похожим на голос тети Нинели, сказала девочка. Она рывком села и, свесив ноги с кровати, уставилась на Таню уже открыто.

Глаза у нее были разного размера и разного цвета. Правый узкий, хитрый, косого монгольского разреза, явно склонный к сглазу, а левый большой, синий, с длинными, наивно хлопавшими ресницами. В зависимости от того, с какого боку смотреть, девицу можно было принять и за очевидную пройдоху, и за дурочку-простушку.

— Ты Гробыня Склепова, — сказала Таня.

— Я и без тебя знаю, как меня зовут. А ты Гроттер. Танька Гроттер — дурацкая сиротка, которую вздула Та-Кого-Нет. У кого еще на носу может быть эта нелепая родинка? Ты хочешь сказать, что будешь тут жить?

— Да, буду. И не думай, что стану спрашивать у тебя разрешения, — произнесла Таня, решив, что церемониться с этой девицей не следует.

— Ну-ну, живи. — Гробыня презрительно кивнула на другую кровать. — Только имей в виду, что ты не первая. Все три соседки, которых сюда подселяли, вылетели как пробки. Две из них до сих пор заикаются, а одна хотя и не заикается, но все время трясет головой. Мы, черные маги, не любим белых...

— Ладно, лежи в гробике, сопи в две дырочки и не выступай! — отмахнулась Таня, подумав, что судьба подсунула ей очередную Пипу. Но как бы там ни было, а здесь у нее была своя кровать, стол, шкаф и целая половина комнаты. У дяди Германа же ей приходилось довольствоваться лоджией.

— Нет, она мне еще грубит! Учти, заснешь, натравлю на тебя вот этого! Эй, Паж! — Гробыня ткнула пальчиком в угол комнаты. Там на подставке стоял здоровенный скелет в большой шляпе, с наброшенным на плечи темным плащом. Из глазниц у него торчали две помады, а в зубах он держал пудреницу. Похоже, Гробыня, наделенная своеобразным чувством юмора, использовала его как вешалку для своих нарядов.

Таня подошла к своей кровати и, наскоро раздевшись, скользнула под одеяло.

— Меня не будить, не складировать и не кантовать! — зевнула она и, разом выбросив из головы и Гробыню, и Черные Шторы, и дурацкого скелета в шляпе, и мающихся без дела призраков с торчащими в спине ножами, погрузилась в сон.

Гробыня долго изучающе смотрела на нее, а потом, хмыкнув, сообщила скелету:

— Знаешь, Паж, похоже, этой дурынде не решились сказать о пророчестве. Тем хуже для нее.

Толком выспаться Тане не удалось. Вскоре ее разбудил страшный звон, исходивший от висевших на стене больших часов. Часы были довольно странные, без цифр и только с одной стрелкой, зато по окружности циферблата помещались маленькие картинки. На одной была изображена стопка подпрыгивающих учебников, на другой кровать, на третьей ложка, на четвертой маленький пылесосик, на пятой же, на которую теперь и указывала стрелка, змеился тонкой струйкой вонючего дыма большой котел. Этот котел сейчас именно и дребезжал, а желтый, неприятно пахнущий дым, втекая в комнату и щекоча Тане нос, складывался в расползающиеся буквы: «Ученица Гроттер! Немедленно стряхните с себя заклятие лени и ступайте на практическую магию! Проф.Клопп».

Окончательно проснувшись, Таня вскочила. Под кроватью она обнаружила футляр с контрабасом —