От одежды повалил пар, и уже несколько мгновений спустя она совершенно высохла.

— Ах, какой чудный осенний денек! — воскликнул Сарданапал, поворачиваясь к своей спутнице. — Он похож на тот день, когда мне впервые отрубили голову! Вы согласны со мной, Медузия?

Преподавательница нежитеведения, доцент Медузия Горгонова, поморщившись, провела пальцами по своей шее.

— Уф! От лопухоидов можно ждать только гадостей... Мне тоже отрубали голову. Невоздержанный тип в крылатых сандалиях, пялившийся в собственный щит. Тогда я была дурно воспитанной колдуньей с кошмарными привычками, и только вы, академик, меня перевоспитали, — сказала она.

Усы Сарданапала польщенно дрогнули.

— Перестань, сколько раз можно благодарить! Приклеить тебе голову было сущим пустяком! Для этого не пришлось даже прибегать к серьезной магии, вполне хватило простенького штопочного заклинания. Ну а то, что ты отказалась от прежних привычек, — честь тебе и хвала! Моя заслуга была... кгхм... минимальной... кгхм...

— Как вы можете так говорить! — воскликнула Медузия. — Я же превращала путников в изваяния! Любой, кто смотрел на меня, мгновенно становился камнем!

— Ерунда, не вспоминай об этом! Ты была совсем молоденькой девчонкой, комплексующей из-за прыщей, вот и заколдовывала тех бедолаг, которые тебя случайно увидели. Откровенно говоря, я тебя прекрасно понимаю: эти древние греки всюду совали свой любопытный нос. Ты даже на остров удалилась подальше от их глаз, а они все равно шлялись поблизости, размахивая мечами. Все, что мне потребовалось, это вылечить тебя от прыщей. И какой красавицей стала! Даже Бессмертник Кощеев и тот постоянно краснеет, когда прилетает в Тибидохс на скелете своего верного коня...

— Скверный старикашка! Сорок килограммов посеребренных костей, золотая черепушка, янтарные зубы — и все это в латах от Пако Гробанн! — нахмурилась Медузия.

— Но ты не будешь спорить, что он в тебя влюблен! Доцент Горгонова смущенно зарделась. Красные пятна, вспыхнувшие вдруг в разных местах на ее щеках, чем-то походили на вишни.

— Сарданапал! Я же просила! — укоризненно воскликнула она.

Усы академика Белой магии виновато дрогнули.

— Проклятое ехидство! После того, как я случайно выпил настойку с ядом гарпий, никак не могу от него избавиться. Пробовал и печень дракона, и полстакана зеленки с каплей желчи василиска утром и перед сном — ничего не помогает! — пожаловался он.

— Не извиняйтесь, я не обиделась. Просто не люблю, когда при мне произносят это имя... — смягчилась Медузия. — Скажите лучше вот что: неужели мы с вами тащились сюда из самого Тибидохса затем только, чтобы расколдовать этот занюханный люк, который втягивает у прохожих ключи и монетки? Только не лукавьте. Мы же знаем друг друга уже три тысячи лет...

Сарданапал укоризненно посмотрел на свою спутницу и высморкался в гигантский платок со звездами, который загадочным образом возник вдруг у него в руке. Звезды на платке перемигивались и складывались в причудливые созвездия, причем созвездие Жертвенника пыталось обчихать созвездие Стрельца метеоритами.

— Медузия, ты рассуждаешь как волшебница. Поставь себя на место обычного человека. Ключи — это не дребедень. Человек, лишившийся ключей, имеет реальный шанс заночевать на лавочке и подхватить насморк... Вот как я, например.

— Ваш насморк оттого, что вы не надели шарф, когда мы летели над океаном... А нужды лопухоидов меня волнуют очень мало. В их мире полно заколдованных люков, взбесившихся турникетов и самозахлопывающихся подвалов. Нежить не сидит сложа руки. Едва мы уйдем, на этот люк вновь наложат заклятие. И мы ничего не сможем с этим поделать.

Видя, что его спутница начинает сердиться, академик Сарданапал легонько подул на платок, и тот растаял у него в ладони, предварительно превратившись в синюю мочалку.

— Прости, Медузия. С недавних пор я подозреваю, что мое чувство юмора тоже кто-то заколдовал. Не исключаю, что его сглазили таджикские джинны, которым я запретил устраивать пыльные бури... М-м... Ты видела человека, который только что вышел из подъезда?

— Видела. Но каким образом вы сумели? Я хочу сказать, вы же были под землей!

Сарданапал загадочно улыбнулся:

— О, если я захочу что-то увидеть, несколько метров асфальта мне не помешают. И что ты о нем думаешь?

— Крайне неприятный тип... Бр-р... Даже от лопухоида обычно ожидаешь большего.

— Ну-ну, Медузия, не будь такой суровой. Хотя бы из уважения к памяти Леопольда Гроттера.

— ЛЕОПОЛЬДА ГРОТТЕРА? Он его знал? — пораженно воскликнула Медузия.

Сарданапал кивнул.

— Более чем. Он его родственник. И даже довольно близкий — всего-навсего троюродный племянник сестры его бабушки. Разумеется, для лопухоидов такое родство — седьмая вода на киселе, но мы-то с тобой знаем формулу магородства Астрокактуса Параноидального!

— Он родственник Гроттера! Так вот почему мы...

— Тшш! — Академик внезапно поднес палец к губам, приказывая Медузии замолчать. Оба его уса разом напружинились и указали на канализационный люк.

Кивнув, Медузия бесшумно подкралась к люку и, присев на корточки, резко просунула туда руку. В ту же секунду из колодца послышался противный визг.

— Есть! Схватила! А ну стой! — крикнула преподавательница нежитеведения.

Когда рука Медузии вновь показалась на поверхности, ее пальцы крепко вцепились в ухо маленькой дамочки с бугристым фиолетовым носом и зелеными волосами. Ступни у шипящей дамочки были престранные — плоские и весьма смахивающие на ласты. Пленница шипела, плевалась, щелкала треугольными зубами и пыталась лягнуть Горгонову то правой ластой, то левой, а то и обеими поочередно.

— Убьюга на местюга! А ну отпущуги кому говорюги! Напустюги заклюнюги! Тьфуги на тыги! И на тыги тъфуги! — яростно выкрикивала она.

— Ишь ты — кикиморка! Любопытный экземплярчик, довольно крупный... — с интересом разглядывая пойманную Медузией дичь, прокомментировал Черноморов.

— Опять эта нежить! — брезгливо поморщилась Медузия. — Порой я начинаю сомневаться, что Та-Кого-Нет действительно исчезла. То кто-то подослал Мертвого Грифа, а теперь вот это страшилище... А ну не трепыхайся!

— А-а-а! Сама страшилюга! Отпущуги сволочуги! Моя свои делуги проходуги! Нужнуги вы мнуги рвануги штануги! Тъфуги на тыги! — визжала кикиморка, не оставляя попыток пнуть Медузию ластой. Той приходилось удерживать ее на расстоянии вытянутой руки, что было непросто, так как кикиморка была довольно упитанная.

— Перестань голосить! Кто тебя подослал? Говори! — строго потребовала Медузия.

— Ничевуги не скажу ги! Глупуга ведьму га! Сейчас как сделугу тебе проклянугу! Сыграешь в гробугу! — гневно пропищала кикиморка, пытаясь сопроводить свои слова прицельным плевком.

Горгонова сурово зыркнула на кикиморку своими пронзительными глазами.

— Попробуй! — сказала она с угрозой.

— Очнюга ты мне нужнуга! — мгновенно передумала хитрая кикиморка и жалобно зашепелявила, что она несчастная сирота и что ее, сироту, всякий может обидеть.

— Ага, обидишь тебя, сиротинушку! — хмыкнул Сарданапал. Академик сделал вид, что хочет поднести палец ко рту кикиморки, и тотчас ее острые треугольные зубы щелкнули, точно капкан. Не отдерни Сарданапал руку, у него стало бы одним пальцем меньше.

— Она ничего не расскажет. Я знаю этот народец. А что она не по своим делам тут шастала, так это точно. Может, заспиртуем ее для музея, чтобы никому не проболталась? — предложила преподавательница нежитеведения, энергично встряхивая кикиморку за ухо.

— А-а-а-а-а! Не хочу га в спиртуга! Я буду молчуга! Буду самая тихая тихуга! — пронзительно заорала кикиморка.

— Не стоит, Медузия. Помещать ее в банку совершенно необязательно. Я сделаю так, что она все