чем-то удивить – но сейчас он был явно удивлен. Удивлен тем, как в нем вдруг вспыхнула искорка интереса, при этом не к женщине, а – стыд-то какой! – к юному мистеру Коупу. К этому безусому юнцу с глазами испуганного олененка. К мужчине! «Господи помилуй, – корчась от омерзения к себе, думал Джем. – Старею, наверное». Но если это так, то избави его Боже от такой старости!

Он мысленно дал себе зарок держаться от этого Коупа подальше.

– Сколько лет этому юноше, которого вы привезли с собой? – спросил он шепотом у Вилльерса, как только ему представился удобный случай.

–  Двадцать два, – шепнул Вилльерс. – Да, знаю, он выглядит совсем зеленым, но не обманывайтесь на его счет.

– Что вы имеете в виду?

– Жуткий распутник. Притворяется сущим ягненком, поскольку это нравится дамам. Но подождите, пока не увидите его в женском обществе. Они десятками падают к его ногам. Причем, как правило, на спину. Но он славный парнишка и обычно не пытается воспользоваться их слабостью.

– Мне это не по душе. – В голосе Джема появились стальные нотки. – Возможно, мой дом уже стал притчей во языцех, Вилльерс, но я был бы весьма благодарен вам, если бы вы избавили меня от общества вашего родственника. Оправьте его домой, к матушке. – Джем мог говорить прямо – он считал Вилльерса равным себе по уму и образованности.

– Ладно, сдаюсь – он не распутник. – В голосе Вилльерса был скрытый гнев – и одновременно нечто похожее на удивление. – Ничего такого, Стрейндж. Но парнишка имеет такое же право вкусить радостей жизни, как и все, кто приезжает сюда. Вы первый не станете этого отрицать.

– Что вы хотите этим сказать? – нахмурился Стрейндж. – А какой была его жизнь до приезда сюда?

– О, его матушка отличалась большой эксцентричностью, – буркнул Вилльерс. – Она жила в провинции и держала его на коротком поводке.

Джем украдкой покосился на мистера Коупа. Они с герцогиней были заняты тем, что разглядывали статую, которую Джем привез с Крита. Мраморные фигуры Венеры и Марса, слившихся в поцелуе, казались единым целым. Уголки губ у него дрогнули – Джем заметил, что мистер Коуп жадно разглядывает обнаженные тела в том месте, где они соприкасаются.

Герцог перехватил его взгляд.

– Я пообещал, что познакомлю его с другой стороной жизни, не задевая при этом его чувств. Я думаю, вы уже и сами догадались: он еще девственник. Конечно, я бы мог отвести его в любой лондонский бордель, но мне было бы неприятно смотреть, как он станет расплачиваться с какой-нибудь милашкой за ночь «любви».

– Ну, во всем есть свои минусы, – проворчал Джем. В его голосе звучало предостережение.

– Тогда все мои надежды на вас, Стрейндж: очень рассчитываю, что вы укажете ему верный путь. – Вилльерс сделал унылое лицо. – Знаете, дорога утомила меня куда сильнее, чем я думал.

Джем, покосившись на него, кивком подозвал к себе дворецкого.

– Вы сейчас же ляжете в постель, – непререкаемым тоном заявил он, – и я лично прослежу, чтобы вы там и остались. А как насчет этой вашей герцогини? Вернее, полугерцогини? За ней мне тоже придется приглядывать?

Вилльерс слабо улыбнулся.

– Возможно, вам стоит предупредить остальных гостей о ее приезде?

– Неужели у нее такой дикий нрав?

– Джемма устроила бал-маскарад в честь Двенадцатой ночи. Вы знакомы с герцогиней Бомон?

– Как-то раз встречался. Даже приглашал ее приехать сюда, но, похоже, у нее не хватило смелости.

– На этом бал-маскараде герцогиня заставила всех женатых мужчин, бегать за ней, высунув язык. Ощущение было такое, что попал на собачью свадьбу.

Джем фыркнул.

– Надеюсь, вы не были в их числе?

– Нет, в настоящее время я не в форме, – хмыкнул Вилльерс.

– Так вам и надо – нечего было баловаться со шпагой. Мы уже не в том возрасте, знаете ли.

– И вдобавок мне запретили играть в шахматы, – объявил Вилльерс с таким мрачным видом, словно речь шла о смертном приговоре.

– Это кто сказал?

– Доктор Треглоун. Дьявол-шотландец, который вытащил меня с того света. Пару месяцев я пролежал в жару, и в бреду говорил только о шахматах. А когда пришел в себя, этот инквизитор заявил, что мне, мол, необходимо сделать перерыв, чтобы дать мозгам отдохнуть.

– Ах, вот оно что! Выходит, визит в замок падшего ангела вы расцениваете как приятную перемену в жизни! Хотя, если честно, по- прежнему не понимаю, зачем вам понадобилось тащить с собой всю эту компанию. Ладно, так и быть, я о них позабочусь.

– Благодарю. И… отведите им смежные комнаты.

– Что?!

Вилльерс окинул его взглядом.

– А я, было, подумал, что вас ничем не удивишь! – хмыкнул он. – Ладно, отправлюсь-ка я в постель. Надеюсь, вы меня извините.

Поуви провел его наверх, а Джем еще какое-то время молча стоял, не в силах оторвать глаз от странной парочки, любующейся мраморной статуей.

Статуя очень нравилась и самому Джему. Несомненно, она была отличной копией какого- то хорошего мастера. Джем заплатил большие деньги, и статуя того стоила. Венера запрокинула голову в поцелуе. В лице ее запечатлелись смешанные чувства: желание, надежда, отчаяние. Скульптору, изваявшему эти фигуры, удалось передать в камне радость и горе, что несут с собой супружеские узы. Голова Венеры была откинута назад, а тело богини словно плавилось от наслаждения, перед которым она была бессильна устоять.

Тот же самый день перед обедом

Оставшись, наконец, одна в отведенной ей спальне, Гарриет, привалившись к стене, давилась смехом. Итак, она это сделала! Она действительно это сделала! Отвесив лорду Стрейнджу поклон, она умудрилась даже пробормотать несколько слов самым грубым голосом, на который только была способна, и он поверил, что перед ним мужчина. Она поняла это по его глазам.

А еще она поняла, что играет в опасную игру. На такую приманку мог клюнуть кто угодно. Она всегда считала, что Вилльерс умен, как сам дьявол, и при этом очень привлекателен – одна его сардоническая усмешка и темные, с тяжелыми веками глаза способны были вогнать в дрожь любую женщину. Но…

Но Вилльерс уступал в шарме их хозяину. В Стрейндже была какая-то особая магическая притягательность. Его худощавое, скульптурно вылепленное лицо с язвительными морщинками возле губ было чрезвычайно выразительным, а его высокая мускулистая поджарая фигура и скрытая сдержанная энергия, которая чувствовалась в каждом движении, невольно заставляли вспомнить элегантного грейхаунда. Но более всего Гарриет заинтриговал дьявольский ум, читавшийся в его темно-серых глазах…

Неудивительно, что Вилльерс считает его гением. Он и выглядит как гений. И этот человек не распознал в ней женщину!

Гарриет упала на кровать. И замерла, не сразу сообразив, что непривычное ощущение в ногах вызвано брюками, которые по-прежнему были на ней.

Странно – укутанная в юбки Гарриет вечно смущалась и чувствовала себя неловкой и неуклюжей, а теперь, в мужском платье, не испытывала ни малейшего стеснения. Несмотря на кажущуюся хрупкость, Гарриет была выносливой от природы, а благодаря долгим прогулкам по утрам, во время которых она проходила помногу миль, ноги у нее стали сильными, как у мужчины.

Бенджамин никогда не одобрял эту ее привычку. Ему хотелось, чтобы жена, нежась на кушетке, слушала, как он хвастается последними шахматными победами, а она предпочитала шумно восхищаться свиньей, окруженной со всех сторон новорожденными поросятами.

– Разве это подобает герцогине? – вечно ворчал он. Но потом, не выдержав, смеялся. Бенджамин всегда любил посмеяться. В общем-то, и ее привычка гулять подолгу не так уж сильно его раздражала. Да и ее ноги – тоже.

Хотя, если подумать, вряд ли у него была возможность толком их рассмотреть.

Дверь в соседнюю комнату скрипнула – Гарриет, сорвавшись с постели, едва не соскользнула на пол.

– Это я, – пробормотала Исидора. – Прости. Мне следовало постучать.

– Входи, – снова растянувшись на постели, сказала Гарриет. – Я тут любуюсь своими брюками.

– Знаешь, Гарриет, это чертовски странно, но ты на удивление похожа, на мужчину. То есть… я хочу сказать, что хотя в платье ты выглядишь очень женственной, однако сразу видно, что ты из тех женщин, кто много времени проводит на свежем воздухе, понимаешь? Не знай, я, что ты женщина, ни за что не догадалась бы, честное слово. Интересно, а у меня получилось бы, как ты думаешь?

– Вряд ли – для этого ты слишком изящная.

– Ну, то же самое можно сказать и о тебе! – возразила Исидора. – А лицо! Этот маленький подбородок… огромные глаза! Кстати, а откуда у тебя взялись такие черные брови?

– Лакей герцога Вилльерса их подрисовал, – рассмеялась Гарриет. – Его зовут Финчли. Он будет помогать мне, одеваться.

– Как ты собираешься одеться сегодня вечером? – полюбопытствовала Исидора. – Я была так разочарована – думала, что у них тут повсюду будут эротические символы! Я хочу сказать – в том же духе, что и та статуя у входа. Жаль, что вся ее нижняя часть – один сплошной кусок мрамора, ничего толком и не разглядишь!

Гарриет, приподнявшись на локте, посмотрела Исидоре в глаза.

– Это ведь была шутка, да? Надеюсь, у тебя и в мыслях нет забраться к кому-то в постель?

– А почему бы и нет? – фыркнула Исидора, пощипав себя за щеки, чтобы порозовели. – Особенно если попадется кто-то подходящий. Давай говорить начистоту: раз уж я рискую своей репутацией, пусть от этого будет хоть какая-то радость!

– Не советую, – твердо сказала Гарриет, глядя на нее в упор. – Я была замужем – и знаю, о чем говорю. Прошу тебя, не делай